Готовый перевод Warrior-Rogue / Воин-изгой: Глава 8

Двадцать миль к западу от Чикаго. Хироки-Хиллс...

Для Маркуса Пелла это была долгая, редкая прогулка домой.

Он не потерял форму и не устал. От старшей школы «Амос Алонзо-стэг» до дома его семьи было всего три мили. Но это была не та прогулка, которую семнадцатилетнему подростку предстояло совершить. Мать уже много лет забирала его после звонка в 3:05. Она редко отклонялась от графика.

Он позвонил ей на мобильный, но ответа не последовало. Тогда он попробовал позвонить, потому что, хотя он и ненавидел пользоваться телефоном как телефоном, это было лучше, чем не знать. Он всегда получал сигнал «занято», а затем ужасную голосовую почту. Через пятнадцать минут он понял, что то, что их задерживает, должно быть очень важным.

Его друг Паркер ждал вместе с ним, потому что Паркер не возражал против прогулки. Родители Паркера были относительно бедны по меркам богатого пригорода. Левайсы Маркуса были чистыми и новыми, а у Паркера на коленях была заплатка, которую мама пришила, чтобы сохранить их до следующего года. Маркус был в хорошей физической форме и в целом здоров; у Паркера развивалась проблема с весом, и он глотал сахар, как воду в пустыне.

Утро было прохладным и хрустящим, но к полудню температура поднялась, и влажность стала ощутимой. Безупречная светло-серая мостовая вела их мимо домов, которые стоили больше, чем большинство американцев заработают за двадцать лет: пяти— и шестикомнатные колониальные дома, бассейны на заднем дворе, ухоженные сады, за которыми ухаживали садовники-иммигранты.

На подъездных дорожках стояли «Порше», «Тесла», «БМВ» и «Ягуар». Паркер привык добиваться своего сам. Иногда Маркус завидовал тому, что родители его друга совершенно не вмешиваются в его жизнь. Но не часто.

— Твоя мама просто святая, раз возит тебя каждый день. — говорил Паркер, пока они шли. — Даже при всех здешних деньгах большинство детей ездят на автобусе. Мой старик говорит, что большинство людей в Хикори-хиллз — мудаки.

Родители Маркуса недолюбливали этого человека и хотели, чтобы он держался подальше от дома своего друга после наступления темноты. Но друзья были друзьями.

— Он прав. — сказал Маркус, жалея, что не надел что-то более легкое, чем шерстяная джинсовая куртка в теплый полдень. — Я имею в виду... черт, чувак, я не знаю. Большинство людей здесь мне вполне нравятся. Но они довольно серьезные, довольно снобистские.

Он не стал говорить о своем ноющем чувстве отчуждения, о том, что его место где-то в менее привилегированном месте. Паркеру не нужно было это слышать. И ему не нужно было знать, что Маркус всегда чувствовал себя не в своей тарелке, даже в собственном доме.

— Ты не видишь их, когда они в самом дерьме. — предположил Паркер. — А он видит. Они ничего не знают о нем, ничего не знают о том, каким куском дерьма был его старик... но они просто чертовски злы, брат, просто так. Каждый день. Некоторые из тех гадостей, которые они ему говорят... Я вам скажу: богатые люди — самые худшие.

В конце квартала боковая улица отделяла дома от многоквартирного дома на углу. Это был неприметный четырехэтажный дом из коричневого камня, построенный в 1950-х годах.

— Дом, милый дом. — Паркер кивнул в его сторону.

Он нахмурился, увидев на улице помятый четвертьтонный грузовик «Тойта» своего отца. Он был заполнен матрасами, старой мебелью и прочим хламом, оставшимся от его подработки по перевозке крупногабаритных вещей на свалку.

— Он уже дома. — Паркер вздохнул. — Это будет долгая ночь.

— Извини, парень, хотел бы помочь.

— Да нет... все нормально. Ты идешь на ярмарку вакансий в воскресенье?

— В принципе, это обязательно. — сказал Маркус. — Директор Штайнер сказал, что это дело добровольное, но что он за мной присмотрит.

— Какие стенды ты будешь посещать?

— Мужик... — Маркус осторожно покачал головой. — Я понятия не имею. У них есть стенд для людей, которые не знают, чего хотят?

Было здорово просто получить несколько минут для разговора, без социального давления, без групповых чатов. Может быть, в этом и был плюс того, что его мать не пришла. Он хотел пригласить своего друга к себе на несколько часов. Но он знал, что Ричард и Джанет не одобрят этого.

Его родители считали привилегией жить в относительном достатке, с другими относительно обеспеченными людьми. Они считали привилегией то, что ему разрешили пользоваться их именами, и поощряли это с самого детства. Но он ненавидел это, ненавидел то, что чувствовал себя чужим в собственном доме. Никогда не было «мама и папа», всегда «Ричард и Джанет».

Он остановился на тротуаре, наблюдая, как Паркер поднимается по лестнице к входной двери. Он подождал, пока его друг постучит в дверь, и услышал щелчок электронного замка. Как только Паркер оказался внутри, он продолжил свой путь. Дом находился в трех кварталах. Он предполагал, что отец уже дома. Каждый день летом он возвращался домой к четырем, сразу же шел в свой кабинет и делал вид, что не пьет.

Они были такими, его родители. Ричард был более скрытным, но у них обоих было личное «я», которое они приберегали для уединенных моментов.

Это еще больше усугубляло дискомфорт Маркуса, который чувствовал себя как бы со стороны. Пока отец потягивал скотч в своем кабинете, мать носилась по дому, следя за тем, чтобы горничная Лукреция вытерла пыль, вымыла ванные комнаты, пополнила запасы всего необходимого. Затем она переставляла все книги на полках, следя за тем, чтобы они стояли в алфавитном порядке и были повернуты в одну и ту же сторону — привычка, связанная с ее обсессивно-компульсивным расстройством.

Дорога заняла еще пять минут. На углу, через три дома от их дома, он уже мог видеть машины родителей. У обочины стоял отцовский «Мерседес С-300» — черная демонстрация успеха, с покатой крышей и огромной эмблемой компании на ониксовой решетке радиатора.

Это было странно. Он всегда заезжал в пристроенный гараж на две машины.

Бордовый универсал «Субару» его матери стоял на подъездной дорожке, и в этом не было бы ничего странного... если бы не то, что она, похоже, забыла о нем. Он подошел к входной двери и попробовал ее открыть. Она была не заперта. Он толкнул дверь, и петли плавно и бесшумно отворились.

— Э-э-эй?.. — Маркус позвал. — Никто ничего не забыл сегодня? Или кого-то?

Было странно тихо, и он сделал шаг вперед на темный паркетный пол. Он оставил входную дверь приоткрытой. Широкий, открытый атриум вел прямо к двойной лестнице. Он услышал тяжелые шаги на втором этаже. Маркус подошел к нижней ступеньке и поставил на нее одну ногу.

— Ричард? Джанет? — позвал он. — Я дома.

Его мать поспешно вышла из их спальни. Она посмотрела через перила на атриум внизу и увидела Маркуса. Она направилась к лестнице и бросилась вниз.

— Сейчас же иди в свою комнату, возьми из шкафа спортивную сумку и собери две смены одежды. — она схватила его за руку и втащила на первую ступеньку. — Сделай это сейчас. У меня нет времени на споры. — Джанет была маленькой, миниатюрной. Но ее хватка на его предплечье была как тиски.

— Что происходит? — потребовал он. — Что случилось? Что случилось?

— Просто делай, что я говорю! — рявкнула она. — У нас мало времени. — она провела его мимо себя и поднялась по лестнице.

Из спальни вышел его отец с чемоданом в руках. Не обращая внимания на сына, он бросил его ей.

— Господи! — вздрогнул он. — Ты забыла ребенка?!

— Мы забыли ребенка. — сказала она, протащив чемодан еще несколько ступенек, а затем подтолкнув его к входной двери.

— Что происходит? — Маркус остановился у своей спальни. — Кто-нибудь, скажите мне, пожалуйста!

— Послушай свою мать. — сказал его отец, поспешно возвращаясь в спальню. — У нас есть всего несколько минут. Собирайся, и мы пойдем, так быстро, как только сможешь, сейчас же!

Маркус повиновался. Его отец не был строгим, но и мягким не был. Он поспешил в свою комнату и обнаружил в шкафу под двумя сантиметрами белья синюю спортивную сумку со значком «Найк» на боку. Он рефлекторно понюхал ее. Он использовал ее для летней баскетбольной лиги «три на три», и от нее воняло потными подмышками.

— Джанет! — он вернулся к двери и позвал. — Моя спортивная сумка отвратительна...

Его мать только что вернулась в дом, спортивной сумки уже не было. Она оставила дверь открытой, торопливо поднимаясь по лестнице.

— Ради Бога, Маркус, просто воспользуйся ею! Мы должны идти!

Он сделал шаг назад в комнату. Она никогда не кричала на него так, как будто он был каким-то идиотом. Его родители были интеллектуалами, а Маркус всегда считал себя немного туповатым. Он отлично справлялся с разбором двигателя, но не очень хорошо разбирался в математике, несмотря на отца-бухгалтера. Он схватил горсть одежды и запихнул ее в сумку, затем добавил несколько пар нижнего белья.

Маркус поспешил вернуться на лестничную площадку одновременно с отцом и наблюдал, как Ричард сбрасывает на первый этаж еще один чемодан. Мать уронила его, затем подняла и направилась к выходу.

— Последний. — сказал он.

Она открыла дверь и так же быстро захлопнула ее.

— Мы опоздали. Они уже здесь. — сказала она, судорожно поворачивая засов и основной замок.

— Маркус, спускайся в подвал. — Ричард Пелл повернулся к сыну. — Спрячься за дровяником, накрой его и себя оранжевым брезентом, который лежит на моем верстаке. Понял?

— Ричард... папа... я...

— Делай, что я говорю! — отец крепко схватил его за руку. — Здесь есть люди, которые хотят причинить нам боль — причинить боль тебе. Иди! Сейчас же!

Маркус судорожно кивнул и начал спускаться по лестнице. Он направился к двери в подвал. Он оцепенел, не в силах осознать внезапную угрозу. Он услышал характерный щелчок, звук отходящего назад затвора пистолета, как в фильме о Борне.

— Это-о-о?.. — начал спрашивать он.

— Иди! — мать толкнула его к двери. — Сейчас же!

Он открыл дверь, петли заскрипели. Затем он приостановился, решив выяснить, что, черт возьми, происходит.

— Сколько? — спросил его отец.

— Черный внедорожник, четыре человека. — сказала его мама. — Можно предположить, что еще четверо — через заднюю дверь...

— Джанет... — глаза Маркуса расширились, когда она достала из сумочки пистолет. — Я не...

— Вперед! — крикнули они оба в унисон.

Годы следования ее указаниям дали о себе знать. Он поспешил вниз по лестнице. Подвал был открытого плана, с низким потолком, комнату нарушала только печь в дальнем углу. Вдоль одной из боковых стен стоял верстак отца, рядом с ним — дровяник, немного отодвинутый от стены, чтобы не было сырости. Он поднял оранжевый брезент и направился к куче. Маркус повернулся боком и осторожно спрятался за ней, приседая. Он расстелил брезент на ней и на себе, боясь опрокинуть пирамиду из дерева. Его сердце бешено колотилось, дыхание было коротким и неглубоким.

Их жизнь была скучной даже по меркам Хикори-хиллз. Все это не имело смысла.

Тяжелый стук разрушил панические чары. Он посмотрел вверх, хотя брезент закрывал обзор. Судя по звуку, удар доносился спереди дома. Затем последовал еще один сильный удар, от которого задрожал потолок подвала. Раздался третий басовитый стук, за которым быстро последовал грохот, но самый сильный из них был заглушен расстоянием и землей между ними.

«Кто-то... ломает входную дверь?»

Ответ он получил сразу же: выстрелы стали менее приглушенными, за парой громких тресков последовала секундная тишина. Затем начался настоящий ад. Маркус в страхе закрыл голову руками: по дому эхом прокатилась пулеметная стрельба, за ней последовали еще два одиночных выстрела и еще более сильный грохот, на этот раз такой, словно кто-то упал. Шаги загремели по потолку в странный, точный унисон.

На несколько мгновений наступила тишина, и он понял, что задыхается — единственным звуком было его тяжелое дыхание, страх и тревога переполняли его, сердце билось все быстрее и быстрее. Единственная лампочка в передней части комнаты тихонько гудела. Он услышал еще один грохот, на этот раз на западе, в направлении кабинета матери и кухни. Прозвучало еще два выстрела. Затем последовали тяжелые шаги, которые быстро стихли, но все же были слышны, если он достаточно сосредоточился, чтобы их различить.

«Несколько человек поднимались... наверх?»

Снова стрельба, стаккато автоматных выстрелов, звон стекла, одиночные выстрелы. Звук был приглушенным, как фоновый шум телерепортажа военного корреспондента, треск был едва слышен на расстоянии двух этажей. Затем более громкие выстрелы, прямо над головой. Еще одно сильное падение. Снова грохот, сбитые предметы, осколки стекла. Маркус не знал, как реагировать, его рот был открыт. У него началась гипервентиляция, он пытался замедлить дыхание.

Петля на двери подвала скрипнула.

http://tl.rulate.ru/book/108114/3987091