Готовый перевод Maoshan ghost hunter / Даосы с горы Маошань: Глава 1. Странный недуг

В тысяче девятьсот восемьдесят восьмом году на пятнадцатый день седьмого месяца по лунному календарю пришелся фестиваль голодных призраков, что также является одним из дней поминовения. Ночь полной луны, о которой календарь гласит следующее: «Зло входит в дом, инь ци растет. В этот день не стоит никому завидовать, никого проклинать и начинать важные дела».

В отдаленной горной деревне Ецзя, в уезде Хуайшан провинции Хэнань до сих пор чтят традиции предков. Вечерами люди выходят за порог двора и перед воротами сжигают по две толстые пачки бумажных денег. Одну как жертвоприношение своим предкам, другую для одиноких призрачных душ, что могут пройти мимо. Взяв деньги, они отправятся дальше по своему, только им известному пути и в благодарность не нашлют на дарителей беды.

После сжигания пачек люди наглухо закрывают ворота, окна, двери и рано ложатся спать. Лишь те, кто придерживается буддизма и даосизма, молятся о том, чтобы ночь прошла благополучно, чтобы никто из их семьи не столкнулся с проходящим мимо голодным призраком.

В этот день поздно вечером пошел сильный дождь. Капли били по листьям деревьев, олицетворяя топот ног беспокойных душ, а порывы ветра свистели, напоминая рыдания, нагоняя страх, добавляя жути этой и без того страшной ночи.

На узкой тропинке у околицы деревни, невзирая на ветер и дождь, появилась едва различимая в непогоду фигура. Она вышла из деревни и поднялась на вершину холма, проходя на кладбище. Родовую усыпальницу деревни и семьи Е, где на протяжении сотен лет несчастные хоронят своих родных и близких. Даже в такую погоду здесь можно увидеть самые разные могилы: с памятниками и без, наполовину порушенные и целые, выглядящие современно и как обычные холмы. И днем заходить сюда занятие не из приятных, а в ночь голодных призраков совсем жутко.

Фигура мирно прошла к могиле без памятника, в изголовье которой воткнули траурную хоругвь, что на ветру раскачивалась подобно руке, пытающегося выползти наружу призрака. Свежая почва и не успевшие выцвести или запачкаться красные гирлянды говорили о свежести захоронения.

— Вторая невестка, сегодня седьмой день траура по твоей душе, время очередного фестиваля голодных призраков. Я пришел, чтобы повидаться с тобой, — фигурой в темных одеждах оказался мужчина лет сорока. Он с минуту разглядывал место захоронения, после чего отвязал от спины красный, шелковый зонт, раскрыл его и воткнул в грязь могильного холма. Создав маленький, защищенный от ветра и дождя участок, он вынул из глубокого кармана три палочки благовония, подпалил ладан и воткнул подношение в грязь под зонтом, после чего, не боясь испачкаться, упал на колени и трижды поклонился холму. Но придя сюда лишь отчасти за этим, встал, достал из-за спины небольшую, складную лопату и принялся раскапывать могилу.

Мягкая, рыхлая, смоченная дождем земля поддалась мужчине, и за двадцать минут тот выкопал длинную яму, на дне которой лежала ярко-красная, словно свежая кровь, гробовая плита. Обычно, гробы в этой местности окрашивают в темно-красный, непримечательный бордовый цвет, когда же гроб окрашен ярко-красным, значит, усопший почил жуткой смертью. Чем ярче цвет плиты, тем сильнее обида души на жизнь, тем больше от нее нужно защиты.

Ярко-красный, кровавый гроб на дне ямы сковали тридцатью тремя красными веревками. Перевязали его крест-накрест, как сетью, словно опасались, что несчастная душа не покинет тело и вскоре захочет вернуться к живым.

Мужчина поклонился гробу:

— Вторая невестка, я, Дабао, здесь ради того, чтобы помочь тебе, — он вынул из-за пояса длинный нож и с трудом перерезал веревки, после чего поддел и вытащил из крышки семь железных, размером в семь цуней, гвоздей и, давая себе мгновение на передышку, снял плиту. Под ней назвавшийся Дабао мужчина увидел обряженную в белый саван молодую женщину. В свете едва тлеющих благовоний лицо почившей выглядело до жуткого белым. Мертвая, но мутные, как у полежавшей на солнце рыбы, глаза широко раскрыты, а губы искривились. Женщина выглядела обиженной и злой, выглядела дико, а ее тело источало холодную, мрачную энергию инь, так называемое мертвое дыхание.

Мужчина шумно выдохнул. Он готовился к встрече с чем-то подобным, но когда увидел преображенный обидой труп воочию то едва устоял на ногах и сдержал рвотные позывы. Дабао собрался с силами и вновь трижды поклонился женщине:

— Вторая невестка, — голос мужчины отчетливо дрожал, — тебе не повезло умереть на родильном ложе. В тот день смерть унесла две жизни. Но не только она тебя обидела. Люди в деревне позабыли о мудрости предков, презрели хорошее к тебе отношение и разлучили с ребенком, похоронив вас в разных местах. Сегодня день твоего возвращения, вторая невестка, и я, Е Дабао, отважился исправить это. Я выкопал твое несчастное дитя, чтобы вернуть его в руки матери…

Сглотнув, Дабао отвязал от спины матерчатый сверток, развернул его и показал женщине труп младенца, после чего положил малыша на тело усопшей и, отойдя на несколько шагов, упал на колени. Не смея поднимать лица, мужчина с опаской ждал реакции. И пробрался крупными мурашками, когда шум дождя заглушил истошный женский крик.

Труп женщины с треском, неуклюже сел. Окоченевшие руки с трудом согнулись, прижав к груди холодного младенца. Десять сухих пальцев буквально впились в его спинку. Мутные глаза женщины застыли на теле несчастного младенца, после чего медленно прокручиваясь остановились на Е Дабао. Белые губы почившей растянулись в странной, неестественной улыбке.

Мужчина, заметив, что женщина смотрит в его сторону, трижды ударился лбом о грязь:

— Вторая невестка, я исполнил твое желание, я обязательно верну твою могилу в приличный вид, закопаю твой гроб, так что никто не увидит странного и больше никогда не разлучит тебя с ребенком. За свой труд, вторая невестка, я хочу исполнения своего желания… Пожалуйста!

Договорив, мужчина на коленях подполз к краю могилы, вынул из-за пазухи еще три палочки ладана, подпалил их и протянул к подбородку женщины, фактически тот растапливая. Следом из кармана мужчины появились три сорванных с бананового дерева листа, которые он скрутил в мешочек, и принялся напевать мантры на древнем, не походящем на китайский, языке.

Женщина вытянула шею и чуть наклонилась, позволяя Е Дабао действовать. Жир из ее тела густыми, тягучими каплями начал собираться в свертке банановых листьев. Банановый лист непростая штука, а сосредоточение природной энергии инь, он не только не испортит трупный жир, но и защитить его от дневной энергии ян. Если для хранения так называемого трупного масла использовать что-то еще, то энергия мертвого тела вскоре рассеется и жир утратит все свои необычные свойства.

Через десять минут в сверток натек густой слой трупного жира. Брови женщины начали медленно сходиться на переносице, из-за чего лицо приобрело поистине ужасающее выражение. Е Дабао, уловив настроение трупа, быстро убрал банановые листья, запечатал их серым жгутом, словно собрался отварить по типу риса цзунцзы и спрятал в карман. В то же мгновение женщина с младенцем на руках медленно откинулась, опускаясь в гроб. Наконец-то, на ее лице показалось удовлетворенная, счастливая улыбка, а изо рта вырвался хриплый вздох облегчения.

— Вторая невестка, теперь твой ребенок с тобой. Через сорок девять дней ты станешь демоном, трупом матери с ребенком и сможешь вернуться в мир живых, чтобы отомстить всем, кому пожелаешь. Я, Е Дабао, только накрою твой гроб и прикопаю землей, чтобы ты могла отдохнуть и набраться сил…

Десять минут спустя мужчина оглядел заново выстроенный курган и, не найдя в том изъянов, в последний раз поклонился могиле, после чего развернулся и направился прочь с холма.

***

Через месяц в доме Е Дагуна — деревенского старосты.

На дворе стоял жаркий август, люди по обыкновению, спасались от зноя, раскрывая окна и пользуясь кондиционерами, но в доме старшего, в одной наглухо запертой комнате стояло три раскаленные жаровни, а на кровати завернутый в пуховые одеяла лежал мальчишка, может быть, пять, а может быть, шести лет. Губы ребенка посинели от холода, а сам он бесконтрольно дрожал и постоянно плакал, прося взрослых что-нибудь сделать. Мальчик мучился от неестественного холода.

Е Дагун постоял в натопленной комнате с минуту, пропотел так, что рубаха прилипла к спине, и вышел, плотно затворив за собой дверь. Грузный, высокий мужчина ладонью стер с лица перемешанный с горькими слезами пот.

— Отец… Шаоян, он… — К старосте подошла миловидная, лет двадцати женщина, с такими же, красными, как и у остальных в доме, глазами. Она пришлась ему невесткой и матерью мальчика в комнате по имени Цяоюнь.

— Поговорим об этом, когда вернется сяо Бин. — Беспомощно покачал головой Е Дагун. В течение многих десятилетий он трудился местным врачом, но до сих пор не сталкивался с болезнью, что поразила его внука. В течение полумесяца он возил ребенка по окружным, городским, провинциальным больницам, но их специалисты только разводили руками, не в состоянии понять, что же случилось с мальчиком. Так что вскоре Е Дагун начал подозревать неладное, думать, что внук здоров и это какой-то злой наговор призывает к нему холод.

В дом уже приглашали жрицу, которая совершила ритуал изгнания, но ее действия не возымели никакого эффекта. И сегодня утром Е Дагун послал сына в город, чтобы найти серьезного даоса.

На пороге послышались шаги. Горюющие о судьбе малыша люди вышли в холл и замерли.

— Это…

— Это даосский мастер, которого я нашел в городе. Он уже слышал о болезни Шаояна, так что сам вызвался приехать и его осмотреть.

— Спасибо, мастер, — сложив руки, поклонился грузный староста, после чего оглядел посетителя с головы до ног. Судя по морщинам и седине в волосах, так называемому даосу можно было дать не меньше шестидесяти лет. Очень худой с тонкими губами старик одет в потрепанный даосский халат. На боку у него висела не менее потрепанная холщевая сумка. Едва переступив порог, старик принялся воровато оглядываться по сторонам, не создавая впечатления таинственного бессмертного монаха.

Е Дагун нахмурился. Он, как никто другой, знал, сколько в наши дни промышляет шарлатанов и все эти монахи и даосы на деле не более чем наживающиеся на чужом горе плуты. Этот тоже не выглядел способным, но раз уж вызвался помочь — так тому и быть. Пусть попробует. Староста отошел в сторону и пригласил даоса в комнату своего несчастного внука.

http://tl.rulate.ru/book/80766/2492781