Готовый перевод 139 Years to the End of the World / 139 лет до конца света ✅: Глава первая: Год первый. Часть первая. 

"Я не верю, что человек стареет. Я думаю, что в начале жизни происходит то, что в определенном возрасте человек замирает в своем развитии и начинает стагнировать".

- Томас Стернс Эллиот

Отравление туманом. Когда врачи сказали мне эти слова, я понял. Понял, что все кончено. Конечно, к тому времени моя правая нога была парализована ниже колена уже год. И я был слеп на оба глаза почти месяц, так что я был уверен, что умираю. Болезнь привела к мутации клеток, медленно отключая нервы в организме снизу вверх, вроде тех, что были соединены с моими ногами и глазами. Спустя некоторое время можно получить замечательную способность не чувствовать боли.

К тому времени, когда они поставили мне диагноз, лечить было уже слишком поздно. Похоже, что и средства от этого тоже не было, так что речь шла скорее о том, чтобы выиграть время с помощью терапии и лекарств. По словам специалистов, мне оставалось жить около трех недель. Время внезапно стало для меня таким же драгоценным, как и семья. Я не мог представить себе жизнь без него. 

В течение первых нескольких дней я смирился с тем, что буду жить без зрения, и принял свою смерть. Но как гром среди ясного неба, моя семья и я получили спонсорскую помощь от государственного филиала на бионические имплантаты. Я перенес срочную операцию и получил новую пару роботизированных ног и новый набор механических глаз, подключенных к жесткому диску и процессору в моем мозгу, который преобразует информацию в сигнал зрительного нерва. Этот же жесткий диск отвечает и за то, что вы сейчас читаете, поскольку я могу записывать мысли в виде текстов прямо из своего разума на него. Конечно, я все еще умирал. Отравление туманом неизлечимо. Но я, по крайней мере, могу видеть лица своей семьи и друзей в свои последние дни.

И это подводит меня к моему затруднительному положению. Когда я сидел на своей чистой, белой больничной койке после успешной хирургической пересадки, наслаждаясь красками после месяца темноты, я ожидал, что первым, что я увижу рядом с собой, будет моя семья. Моя жена Джоан и моя прекрасная приемная дочь Лейла. Конечно, это было не так. Если бы это было так, я бы так не писал.

Рядом со мной сидел, прислонившись к спинке стула, лысый мужчина в черном костюме, в солнцезащитных очках, несмотря на то, что находился в помещении, купаясь в ярком белом флуоресцентном свете комнаты. Все в нем так и кричало "правительственный агент", как в тех классических шпионских 2D фильмах, что я смотрел в детстве.

Палата была пуста, только мы двое. Ни медсестер, ни знакомых лиц. Только я, лысый мужчина в черном и звуковой сигнал моего кардиомонитора. Я не мог сказать, проснулся ли мужчина, поскольку его глаза закрывали солнцезащитные очки. Поэтому я просто уставился на него, обдумывая свой следующий шаг. Кнопок для вызова помощи тоже не было. Ни окон, которые можно было бы открыть, ни занавесок, которые можно было бы задернуть. Просто маленькая, белая, чистая, пустая больничная палата с дверью в углу.

Внезапно мужчина заговорил ожидаемо хриплым голосом.

– Милтон Джонс? – его губы едва шевелились. Тело мужчины, неподвижное, как статуя, на своем месте.

– Да? – откликнулся я на свое имя. Верно, я еще не представился. Милтон Джонс. В этом году мне исполняется тридцать лет. Учитель географии.

– Сын Стеллы и Джейсона Джонс? Внук Салли Спарроу? – снова спросил мужчина.

– Да, это я, –  я хотел спросить: "В чем дело?". Но я чувствовал, что рано или поздно узнаю это из этого странного разговора. Все было похоже на сон, белизна комнаты дезориентировала мое вновь обретенное зрение. Запах спиртового дезинфицирующего средства ударил мне в нос.

– Меня зовут агент Мэтьюз из администрации Восточного форума, – представился мужчина. – В нашем досье сказано, что вы не тот человек, с которым можно ходить вокруг да около, поэтому я перейду прямо к делу. Нам нужна ваша помощь, – его голос был грубым, как наждачная бумага, если у наждачной бумаги вообще мог быть голос.

– А.В.Ф.? – ответил я, слегка удивленный, но все еще собранный. – Для чего вам могла понадобиться моя помощь? Научиться лучше писать вступительные речи? – моя мама всегда говорила, что я очень похож на ее отца. Остроумный перед лицом опасных и странных обстоятельств, никогда не знающий, когда нужно держать рот на замке. Мне хотелось бы думать, что я просто слишком туп, чтобы поддерживать разговоры, и очень хорош в том, чтобы выводить людей из себя.

Агент Мэтьюз сидел молча, а мой кардиомонитор засигналил через секунды. Нарушив молчание, он сказал:

– Я этого не ожидал.

– Чего?

– Остроумной шутки, – мужчина снял солнцезащитные очки, обнажив свои нефритово-зеленые глаза. – Для человека, находящегося на краю смерти, у вас острое чувство юмора.

– В жизни должна быть маленькие радости, – ответил я, устраиваясь поудобнее. Правда, я не знаю зачем. С тех пор, как два месяца назад отравление распространилось на спинномозговые нервы, я перестал чувствовать какую-либо боль или дискомфорт в своем теле. Возможно, все дело в мышечной памяти. – Итак, чего хочет от меня А.В.Ф.?

– Прямо к делу. Хорошо. Короче говоря, конец света наступит примерно через сто тридцать девять лет, и вы единственный человек, способный это остановить. Возможно, – он сделал паузу, как бы подчеркивая слово "возможно". – Итак, мы предлагаем вам шанс подвергнуться криогенной заморозке на этот период времени.

Стоп? Криогенная заморозка?

– Что, как мороженое? Более чем на сто лет?

– Да.

– Что, черт возьми, заставило вас подумать, что я сделаю что-то подобное?

– На самом деле это довольно выгодная сделка.

Я быстро встреваю.

– Как? Как, черт возьми, замораживание на сто лет может быть выгодной сделкой?

Агент наклонился вперед и уперся локтями в колени.

– Вы умираете.

– Да, но...

– Вам осталось жить меньше двух недель, – без паузы сказал агент Мэтьюз, не дав мне ответить. – Сейчас вы этого не чувствуете, потому что у вас нервы на пределе, но ваше тело разваливается на части. У вас есть дочь. Ей десять. Такими темпами вы даже на ее свадьбу не успеете.

Во мне поднялся гнев. Я не чувствовал жара, но уверен, что кипел от него. Стиснув зубы, я ответил:

– К чему вы клоните?

– Я хочу сказать, мистер Джонс, что вам осталось жить в лучшем случае пятнадцать дней. Помимо примерно десяти дней, которые мы потратим на техническое обслуживание и возможные чрезвычайные ситуации, мы даем вам шанс прожить оставшиеся пять в любое время по вашему выбору в течение следующих ста тридцати с лишним лет. Кто знает, может быть, за это время будет найдено лекарство. Но в любом случае, вы сможете присутствовать на выпускном вечере вашей дочери, на ее свадьбе...

– Ее похоронах? – перебиваю я.

Агент глубоко вздохнул и выпрямился.

– Если вы так решите, да.

Время было дорого для меня, я знал это с того момента, когда врачи поставили мне диагноз и объявили день моей собственной смерти. Но теперь это был товар. У него была ценность качества и количества, и мне дали шанс обменять одно на другое.

Агент Мэтьюз продолжил: 

– Процесс замораживания был усовершенствован. Мы можем гарантировать девяносто девять процентов успеха. Единственные вещи, которые могут оказаться смертельными для вас, – это несчастные случаи и ваша собственная болезнь. Вы даже ничего не почувствуете. На самом деле, как только вы погрузитесь сон и проснетесь, это ничем не будет отличаться от ночного сна.

Мой разум был пуст, ошеломлен, он не реагировал на мои мысли. Как в тумане, я медленно откинул одеяло, прикрывавшее мою ногу. Новая бионическая нога, покрытая пластиком цвета кожи, отлитая по форме, но не похожая на человеческую. Я инстинктивно попытался пошевелить пальцами ног, но ничего не нашел, так как мои ступни были заменены просто резиновой деталью, напоминающей ботинок.

Я спросил:

– Это ваша работа?

– Мы заплатили за нее, – ответил мужчина. – Но в целом, да, наша. Нога немного не того цвета и выглядит слишком твердой, но глаза вышли довольно хорошо.

Из кармана рубашки он достал стеклянный телефон. Он постучал по нему и провел указательным пальцем зигзагообразно по экрану, и поверхность задней панели телефона медленно стала отражающей. Он поднял устройство на уровень моего лица.

Посмотрев на себя в зеркало, я понял, насколько бледной была моя кожа. В моих коротких растрепанных волосах, обычно темно-каштановых, половина прядей поседела. Мои глаза, когда-то бледно-голубые, теперь были темно-черными, линзы имплантированных камер слабо подстраивались под то место, где некогда находились мои зрачки. Их движения немного пугали, зато доказывали, что они были настоящими, функционирующими биониками, а вовсе не то, что мои глаза чудесным образом исцелились сами по себе.

После того, как я смотрел на свое отражение, как мне показалось, несколько часов, я спросил:

– Что, если я откажусь от вашего предложения?

– Вы проживете остаток вашей жизни, – ответил он как ни в чем не бывало. – И мы по-прежнему позволим вам сохранить ваши имплантаты, если это то, о чем вы действительно просите. Подвоха нет. Мы просим вас сделать то, чего еще никто никогда не делал в истории человечества.

Мэтьюз опустил трубку, и я встретился с ним взглядом. Я оценил его. Хорошо сложенный, но не слишком мускулистый мужчина, у агента была грубая и округлая голова, которую можно увидеть у стереотипных солдат. Его нефритовые глаза были самой заметной чертой. Они были пронзительными, но честными и сильными. Как у учителя. Я подумал, что из этого человека получился бы прекрасный педагог, если бы он не выбрал свою нынешнюю профессию.

Я сказал:

– Хорошо, беру.

– Что берете?

– Пять дней в течение ста тридцати девяти лет до конца света. Я беру их, – я сделал паузу, мой разум внезапно вспомнил кое-что важное. – С собой, конечно, – добавил я шутку о еде на вынос. Нет смысла встречать апокалипсис без парочки остроумных шуток.

http://tl.rulate.ru/book/105770/3759370