Готовый перевод Sui Yu Tou Zhu / Бусины из битого нефрита: Глава 3. К удивлению, я не могу так быстро сделать выводы.

В понедельник нужно выходить на работу и идти на учёбу. Дин Ханбай и председатель Чжан после ссоры взяли перерыв и не разговаривали несколько дней, но так как председатель уехал в Фудзянь, Ханбай вообще не беспокоился.

Когда он проснулся, солнце уже было высоко. Пришлось объединить завтрак и обед. Умывшись, он вышел из спальни и вновь увидел две надоевшие ему коробки. Дин Ханбай медленно подошёл к соседней комнате и возмущённо закричал:

— Выходи, Цзи Чженьчжу!

Дверь приоткрылась, и перед ним появился Цзи Шенью. Казалось, даже если гора Тайшань обвалится, парень не сдвинется с места.

— Чего тебе?

— Ты мне говоришь «чего тебе»? Что за коробки здесь расставлены? Ты фарфоровый завод открыть собрался?

Дин Ханбай только проснулся, его голос был слегка охрипшим:

— Приведи всё в порядок до конца дня, иначе я приколочу их к скамейке.

Во время разговора он толкнул рукой дверь, но не рассчитал силы. Створки, обрамлённые лозами, цветами и травами, с грохотом полностью распахнулись. Цзи Шенью вздрогнул, солнечные лучи освещали его с головы до ног. Казалось, каждый волосок на его теле был окутан светом. Он решил не лезть на рожон, а сохранять спокойствие и не провоцировать.

— Я привёл в порядок свои вещи, но куда деть коробки?

— Отнеси их в мастерскую, — сказал Дин Ханбай.

Цзи Шенью кивнул, успокоившись. Не наломал дров, и хорошо. Ему было нечего спросить, поэтому они с Дином Ханбаем молча смотрели друг на друга несколько секунд. Для Шенью в данной ситуации не было ничего такого, но в глазах Ханбая читалось «О, боже».

Дин Ханбай всегда руководствовался собственными прихотями, даже не пытался скрывать свои эмоции. Невыразительный вид Цзи Шенью напомнил ему выражение «лицо чистое, словно нефрит»1, такое высокомерное, а затем ему пришло в голову, как мастерство Цзи Шенью было уничтожено в пух и прах, и его глаза вновь стали сочиться презрением.

1 面如冠玉 [miànrú guānyù — мяньжу гуаньюй] — досл. цвет лица чистый, как нефрит; такой же красивый, как декоративный нефрит; цвет лица ясен, как нефрит; очень красив.

Даже красивый мешок с соломой — всё равно мешок с соломой.

В полдень людей было мало, за обеденным столом практически никто не присутствовал. Из-за жары у Ханбая пропал аппетит. Взяв с собой миску бобового супа, он сел на диван и начал медленно есть.

— Ханбай, ты сколько дней планируешь провести в отпуске?

Дин Эрхе подошёл, только закончив есть, взял пульт и увеличил громкость телевизора.

— Почему новый ученик не пришёл поесть?

Дин Ханбай не подал виду.

— Какая разница? Видимо, не голоден.

Голос Дина Эрхе немного перекрывал шум телевизора:

— Я слышал, отец сказал, что он действительно не только ученик Цзи Фансю, но также и его внебрачный сын.

— Уверен?

Дин Ханбай отставил миску. Пожалуй, он мог понять поступок Дина Яншоу. Если Цзи Фансю действительно назначил отца опекуном, тогда Цзи Шенью ещё больший тупица. И поскольку его отец уже согласился, нужно прилагать все

усилия в учёбе.

Дин Эрхе добавил:

— Лицо его сына похоже на жемчуг или нефрит. Ещё он очень везучий: не унаследовал состояние отца, прибыл к нам и способен отхватить долю2.

2分一杯羹 [fēn yībēi gēng — фэнь ибэй гэн] — букв. выдать чашку отвара (Сян Юй — китайский генерал, восставший против императорской династии, — захватил в плен отца Лю Бана — первого императора династии Хань — и пригрозил сварить пленника, если Лю Бан не отведёт своё войско. Лю Бан ответил: «Пришли мне чашку отвара»).

Дин Ханбай усмехнулся, не сказав ни слова, всё его лицо демонстрировало презрение. Оно заставляло Дина Эрхе чувствовать себя неловко. Ещё его немного душил гнев. Посидев некоторое время, он встал и ушёл.

— Доход с имущества, — медленно начал Ханбай.

— Нет нужды вешать мне лапшу на уши. Кто будет дорожить несколькими магазинами, влача жалкое существование? Ты вообще ещё стоишь того, чтобы со мной соперничать?

Он никогда не щадил чувства других, разочаровываясь сразу, ругался. Тех, кто ему не нравился, презирал. Его также удивляло и казалось странным, что рынок нефрита переживает свой упадок. Его также удивляло и казалось странным, что рынок нефрита, переживая свой закат, всё ещё считается ценным, не впуская посторонних людей. Возможно ли стремиться к такому?

Дин Ханбай запрокинул голову, сидя на диване, его одолевала сонливость. Но он спал достаточно. Сейчас у него было отличное настроение. После полудня стояла жара, он уже собирался вернуться в спальню, под кондиционер. Когда вышел во двор, то сразу покрылся потом. Как только дошёл до арки, резко остановился около горшка с бамбуком.

Сиденья и перила в коридоре северного крыла, каменная лавка, газон, цветочная клумба — всё было завалено книгами, из-за чего не представлялось возможным пройти. Цзи Шенью присел перед коробкой, достал дюжину книг и спустился по ступеням. Увидев Ханбая, он густо покраснел, по его лицу стекали капельки пота.

— Шиге, некоторые книги отсырели в пути, я оставлю их сушиться на солнце?

— Зачем ты меня спрашиваешь, если уже оставил их здесь?

— Я подожду, пока зайдёт солнце, и сразу уберу их.

Цзи Шенью загородил проход в южную часть дома.

Дин Ханбай неуклюже пошёл через сад, где жил двадцать лет, словно мальчишка в квартале красных фонарей, будто монах с вином и мясом, пойманный с поличным Буддой. Тратил деньги, словно воду. Денег, потраченных на покупку материалов и книг, было не сосчитать. Начиная от лужайки у стены, он начал шаг за шагом рассматривать книги. И чем больше смотрел, тем больше у него ныло сердце.

Кроме пары романов, почти все книги Цзи были связаны с антиквариатом, очень многих было не найти в магазинах. Ханбай, дойдя до каменной скамьи, был сбит с толку. Он хотел уже открыть рот попросить взять книг, но не смог.

Цзи Шенью не ел, десяток раз бегал под палящим солнцем без отдыха, его силы были на исходе, он вот-вот бы получил тепловой удар. Шенью подошёл к каменной скамье, держа в руках последние книги. Бросив их, облокотился на край, тяжело дыша.

Ханбай тут же захлопнул книгу «Как гора, как море»3 и, уставившись на обложку, сказал:

3《如山如海》[rú shān rú hǎi — жу шань жу хай] — роман 诸葛铁蛋 [Zhūgě Tiědàn — Чжугэ Тедань].

— Я полгода её искал. В ней содержится самая детальная информация об океанических памятниках культуры и горных археологических находках.

Дыхание Цзи Шенью стало ровным. В последнее время с ним разговаривали, начиная с критики. Сейчас он впервые услышал в свой адрес что-то спокойное и сдержанное. Он понимал намёк, но хотел понаблюдать.

Однако он не мог просто смотреть. Поэтому, протянув книгу, спросил:

— Книг очень много, могу я оставить часть в кабинете?

Ханбай в душе ликовал, но взял её со спокойным видом:

— Ну оставь.

— Спасибо, шиге.

Цзи Шенью собрался быстро отнести в кабинет сначала те книги, сильно отсыревшие, а затем те, которые почти высушились на солнце, на случай, если Дин Ханбай передумает. К тому же ему было любопытно, какой у них кабинет. Он давно хотел его увидеть.

Кабинет был намного просторнее спальни. Большой шкаф, низкий комод, на краю письменного стола лежала бумага для каллиграфии4, толстый и мягкий ковёр, воздух пах чернилами. Цзи Шенью положил книги и с любопытством начал рассматривать картину на столе, но его ослепила ярко-золотистая закладка в углу, прежде чем он смог разглядеть рисунок.

4宣纸 [xuānzhǐ — cюаньчжи] — сюаньчэнская бумага из бамбуковых волокон. Производится в провинции Анхой и считается лучшей бумагой для живописи тушью и каллиграфии.

Пластинка чистого золота, толщиной с лист бумаги, тонкая, как крылья цикады. Яркие и сверкающие облака на ней были изящнее, чем можно себе представить.

Цзи Шенью не был в состоянии полюбоваться ей: сдерживая гнев, побежал в сад. Остановившись перед Ханбаем, выхватил книгу. Парень только закончил читать оглавление и с сожалением спросил:

— В чём дело?

Цзи Шэнью покраснел от гнева:

— Золотая закладка на столе. Иди и посмотри!

Ханбай прикидывался дурачком:

— Наверное, я перепутал, когда не нашёл её в книге.

— Тогда верни мне серьги!

Цзи Шенью от волнения схватил Ханбая за одежду, когда тот с грозным видом собрался уйти в спальню.

— Их подарил мне учитель, я не терял твою закладку. Не думай, что сможешь прятать мою вещь!

Дин Ханбай внезапно оттолкнул его.

— Прятать? Чью-то драгоценность?!

Он вынес серьги из комнаты, хотя на самом деле не хотел отдавать их, так как собирался изучить тонкую работу и технику полировки камней ещё пару дней.

— Бери. Бери и вали.

Швензы-крючки5 в руке Цзи Шенью, похоже, укололи ладонь, но ему было некогда обращать внимание на боль. Он всё ещё думал о книге.

5Швензы-крючки — основа для серёжек. Крючок, продеваемый через отверстие в мочке.

Цзи Шенью нисколько не испугался Ханбая, проворно ушёл, специально захватив с собой книгу.

Две спальни были заперты. Хоть расстояние между ними было невелико, их будто разделяла целая пропасть. Цзи Шенью положил книгу на подоконник, чтобы она продолжала сушиться на солнце. В животе урчало, и он бросил взгляд на коробку печенья на столе.

Её дала ему Цзян Цайвэй. Тогда он подумал, что она хорошо к нему относится.

Цзи Шенью не хотел есть слишком много, медленно съел одну штуку, тщательно пережёвывая, но всё ещё был голоден. Тогда он достал мешочек с кусочками южного красного агата и переключил внимание на него. Выбрал красно-белый, взял в руки кисть и начал наносить рисунок. Его рука не дрожала, а запястье не болталось. Линии были плавными. Закончив, он начал гравировку.

Он просидел за гравировкой до вечера. Отложив нож, начал массировать впалые подушечки пальцев. Пока он не мог приступить к полировке, только если Дин Ханбай пустит его в мастерскую. Но тогда ему придётся отдать книгу.

Двое парней были, словно узел — одно звено сцеплено с другим. Не было ни намёков на братскую симпатию, ни доброжелательности из-за одинаковой специальности, только… неприязнь.

Цзи Шенью вышел во двор забрать книги. К тому моменту Цзян Цайвей пришла с работы, а следом за ней с занятий явился Цзян Тинген. Следуя примеру Цайвей, Тинген принялся помогать ему, и через несколько минут вопрос был решён.

— Спасибо, тётя, — поблагодарил Цзи Шенью. Затем он увидел Цзяна Тингена, который читал «Как гора, как море», стоя у окна.

— Если нравится, можешь взять.

Парень обрадовался.

— Шиди6, а сколько тебе лет?

6Вежливое обращение к младшему по возрасту сыну коллеги или учителя.

— По старокитайскому7 исчислению мне семнадцать, день рождения весной.

7При рождении ребёнку считался год. Следующие годы прибавлялись в первый день нового года по лунному

календарю.

— Тогда ты младше меня на полгода. — Цзян Тинген положил книгу в сумку. — Ты не ходишь в школу?

В Янчжоу Цзи Шенью уже окончил одиннадцатый класс8, после летних каникул должен был пойти в двенадцатый9, но, не дождавшись каникул, бросил учёбу, потому что переехал сюда. Он был обузой для Дина Яншоу, поэтому не просил вернуться в школу. У него вообще не было никаких просьб.

8 高中二年级 [gāozhōng èrniánjí — гаочжун эрняньцзи] — в Китае 11 класс — второй класс средней школы второй ступени.

9高中三年级 [gāozhōng sānniánjí — гаочжун саньняньцзи] — третий (последний) класс средней школы старшей ступени.

На самом деле, ещё находясь на пути сюда, он был готов помогать в магазине или когда угодно получить указание от Дина Яншоу.

Убрав книгу, Цзян Цайвей вошла в комнату проверить, всё ли в порядке. Цзи Шенью взял со стола южно-красный агат10.

10Южный красный агат — сорт агата, который в древности назывался «красный нефрит». Уникальный сорт в Китае, имеющий тонкую маслянистую текстуру. Из-за нехватки продукции является очень дорогим материалом.

— Тётя, спасибо за сегодняшнюю помощь. Это для Вас.

— Сейчас посмотрим!

Цзян Тинген отнял его.

— Тётушка, на гравюре ты!

На красно-белом камне изображалась молодая девушка. Вся композиция была красного цвета, и только плиссированная юбка выделялась, будучи белоснежной. Цзян Цайвей впервые получила подобный подарок. Она держала его двумя руками и не могла насмотреться.

— Какая красота. Юбка будто развевается на ветру, мне очень нравится.

Цзи Шенью произнёс с досадой:

— Совершенно верно. Однако я ещё не полировал.

Цзян Тинген сказал:

— Пустяки. Я попрошу старшего брата открыть мастерскую и вечером оставлю там.

Закончив говорить, парень посмотрел на Цзи Шенью. Даже будучи высоким, он выпрямился ещё, желая запугать.

— Шиди, когда ты делал гравировку в тот день, направление ветвей было беспорядочным. Почему же сейчас вся плиссированная юбка будто развевается на ветру?

Цзи Шенью пытался увернуться от ответа:

— На сей раз я прилагал очень много усилий, боялся, что тёте не понравится.

Наступило время ужина. Цзян Цайвей вытолкала их из комнаты. У Цзяна Тингена не было удобного случая продолжить вопросы. Зайдя в крытую галерею между флигелями, Шенью встретил Дина Ханбая, который бросил на него недовольный взгляд, держа в руках книгу.

Ещё раз взглянув на Шенью, в душе он смеялся над ним: маленький южный варвар.

Вечером все собрались. Место Цзи Шенью было по левую сторону от Ханбая. Когда он хотел взять еду палочками, Ханбай толкал его локтем, когда ел суп, который из-за толчков разбрызгивался.

— Зачем ты это делаешь? — Цзи Шенью был сыт по горло. — Тебя веселит расточительное отношение к продуктам питания?

Даже сидя, Дин Ханбай был выше его на полголовы и широкоплечий. Будто теснил Шенью.

— В данной семье самый большой управляет за счёт страха, ест и пьёт как хочет. Если нет таланта, то ты никудышный и служишь мишенью для издевательств.

Цзи Шенью ответил ударом на удар:

— Я ещё не увидел твоих способностей. Весь день прохлаждаешься.

Дин Ханбай положил последнюю фрикадельку в миску.

— Ругаешь главу, который ещё не показал себя. Это ты называешь талантом?

Он взял капустные листья в масле из-под фрикаделек, положил в миску противника и громко сказал:

— Чженьчжу, ешь побольше. Даже если ты наберёшь вес, шиге не будет смеяться над тобой.

Цзи Шенью произнёс сквозь зубы:

— Спасибо, шиге.

Доев, Дин Яншоу после напряжённого дня отложил посуду и внезапно сказал:

— Шенью, Фансю разрешил тебе пойти в школу. Я с ним согласен. После того, как закончишь двенадцатый класс, мы ещё поговорим.

Цзи Шенью был удивлён. Улыбнувшись, он кивнул:

— Я пойду. Спасибо, учитель!

Дин Ханбай увидел сияющее, улыбающееся лицо краем глаза и едва смог оторвать взгляд. Он думал, что и школьная успеваемость Цзи Шенью будет посредственной. Соломенный мешок одинаков с любой стороны.

Когда все ушли, в комнате остались только трое из семьи Ханбая. Цзян Шулиу взяла изюм в качестве перекуса, а Дин Яншоу смотрел прогноз погоды.

— Отец, — вспомнил кое-что Дин Ханбай, — я слышал, Цзи Шенью — внебрачный сын учителя Цзи.

Дин Яншоу не стал скрывать:

— Да, его выгнала жена Фансю в день похорон.

Ханбаю было ужасно любопытно, он лукаво улыбнулся:

— А как же семейное наследство и тому подобное?

— Только три коробки.

Дин Яншоу объяснял:

— Фансю уже давно перестал работать, лишь растрачивал антиквариат. После болезни Цзи Шенью заботился о нём, помогал ходить в туалет. Его жена прибрала к рукам почти все вещи. Однажды, когда никого не было, она заперла Цзи Шенью, чтобы задать ему трёпку. Она боялась, что тот заберёт себе хоть одну вещь. Цзи Шенью взял только книгу. Скорее всего, он хранил её все годы.

Дин Ханбай добавил:

— Ещё платиновые серьги, инкрустированные жадеитом.

Не подав виду, Дин Яншоу сказал:

— Подделка. Настоящие ему бы не позволили забрать.

— Невозможно, жадеит подлинный!

Дин Ханбай резко поднялся. Даже если Цзи Шенью обманул его, он же не слепой. Даже такая драгоценность — фальшивка? Он поспешно вернулся в сад, где столкнулся с Цзяном Тингеном.

— Брат, а я тебя искал.

Цзян Тинген держал в руке что-то яркое.

— Мне нужно пойти в мастерскую полировать.

Дин Ханбай отвёл его, кинул взгляд на комнату Цзи Шенью. За закрытой дверью горел свет. Но доносящиеся оттуда звуки не имели значения.

— Вырезал что-то?

Парень приоткрыл дверь и вошёл. При ярком свете в мастерской он дал знак Тингену, чтобы тот показал.

— Дай посмотреть.

Цзян Тинген развёл руками. Учитывая, что Ханбай не ладит с Цзи Шенью, будет лучше уходить от ответа:

— Вырезал фигурку тёти.

Ханбай взял камень.

— Ты вырезал?

— Ну да, я…

Взгляд Тингена метался, он не особо хотел признаваться.

— Я съел мороженого и, воодушевлённый, взял в руки нож. Сам не ожидал.

Дин Ханбай спросил:

— А сейчас ты воодушевлён?

Он не дождался ответа Тингена, схватил камень, сел за полировальный станок и, не слушая возражений, сказал:

— Я всё сделаю сам, чтобы твоё озарение опять всё не испортило.

Цзян Тинген был не согласен, но подумал, что всё равно это подарок Цзян Цайвей, который не принадлежит ему. В таком случае, не важно. Он неуверенно спросил:

— Брат, а изделие хорошо выполнено?

Увидев достойную вещь, Дин Ханбай сразу менялся в лице.

— Отличный южный красный агат, гравировка очень достоверная, резьба очень аккуратная и лёгкая, ни одного изъяна. Уровень намного лучше, чем у Кейю и Эрхе.

В душе Цзян Тинген злился. Он скрыл настоящие способности Цзи Шенью. В конце концов, его настоящий уровень мастерства был всё ещё самым низким. Тинген чувствовал себя подавленным.

— Брат, я пойду. Отдай потом тёте.

Дин Ханбай закрыл дверь мастерской и всю ночь сидел над полировкой. Когда красный агат стал блестящим и гладким,

работа была полностью завершена. Он любовался тем, как при искусственном освещении выглядел камень, который обычно настолько ярким не являлся. Всё было отлично, особенно расположение штрихов: прекрасное мастерство.

Сам алмаз — ничто. Только хорошо выполненная огранка заставляет его слепить глаза. Так же и нефрит. Самое важное — гравировка. При тщательном осмотре становится ясно — мастерство высшего уровня. Высокая оценка — предел красоты самого камня, который можно испортить всего одним движением ножа.

Очевидно, не уровень Цзяна Тингена. Он не смог бы выполнить подобное.

Время было позднее, Дин Ханбай решил отдать камень Цзян Цайвей завтра. Вернувшись в спальню, он увидел открытую соседнюю дверь, покашлял и широким шагом вошёл внутрь, случайно застав Цзи Шенью, растирающего руки.

Парень как раз вышел из душа, но его волосы были мокрыми. Он не стал вытирать их. Не ожидая, что зайдёт Дин Ханбай, поднял руку и забыл опустить её:

— Что тебе нужно?

Ханбай шмыгнул носом.

— Зачем растираешь руки?

Цзи Шенью растирал все десять пальцев.

— Смазал маслом для тела…

Дин Ханбай подошёл, чтобы рассмотреть стоящие на кровати масло для рук и скраб. Потом схватил за руку Цзи Шенью, которая была скользкой и тёплой, а ещё ароматно пахла. На пальцах и руке просвечивали бледные вены, на розоватых руках не было мозолей.

Эти руки же держат нож, прикладывают силу. Добиться их отсутствия невероятно сложно!

Ханбаю верилось с трудом. Он искренне спросил:

— Ты, блять, в конце концов, учился ремеслу или нет?!

Цзи Шенью вырвался, чувствуя себя очень неловко. Однако он не мог снова объясняться перед стоящим напротив человеком. Когда Ханбай схватил его за руку, Шенью почувствовал, что вся ладонь Ханбая была покрыта мозолями из-за тяжёлой работы.

— Если появляется мозоль, ты используешь скраб, каждый день после душа растираешь руки маслом? — хрипло спросил Дин Ханбай. Он взял масло для рук, понюхал его и бросил. — Будь осторожен, когда-нибудь ты протрёшь пальцы до дыр!

Цзи Шенью сжал кулаки, но не издал ни единого звука. Кончики пальцев болели. Как можно не получать мозоли, если работаешь в данной сфере? Когда появляются царапины — больно. Время от времени кожа стирается, обнажая мясо.

— Я… Я не могу получать мозоли, — он запинался. — Забудь, я не могу тебе сказать.

Дин Ханбай не особо переживал и не стал расспрашивать, начав пристально изучать другое.

— Твои серьги с жадеитом действительно подделка?

Цзи Шенью остолбенел, повернув голову. Ханбай подумал: свет в комнате настолько хорош, что даже брови выглядят отчётливее, а глаза светлее. Он сел на кровать и начал нахальничать:

— Принеси их, и мы посмотрим. Иначе я не уйду.

Цзи Шенью не сдвинулся с места:

— Они подделка.

Дин Ханбай подскочил с кровати от злости. Он недооценил его!

— С самого начала была подлинная пара, но их унесла матушка.

Вдруг заговорил Цзи Шенью:

— Учитель думал изготовить мне пару, я просил его использовать поддельный жадеит.

— Зачем?

— Подделка ничего не стоит, тогда матушка не обратит на них внимания. А так как их дал мне учитель, для меня они — сокровище.

— Если они такие ценные, почему ты столь легко отдал их мне?

Цзи Шенью вспыхнул, вспомнив о том, что Ханбай одурачил его.

— Я дал их на время, надеясь выкупить чем-то полезным.

После повернулся и взглянул на Ханбая.

— Ты понял, что жадеит поддельный?

Дин Ханбай смутился, меняя тему разговора:

— Учитель Цзи — твой отец?

Цзи Шенью очень долго молчал.

— Я сказал это лишь однажды, а после всё время думал признаться, но откладывал вплоть до его кончины.

Он зарыдал в голос.

И дух Цзи Фансю, улыбаясь, ушёл.

Сердце Ханбая внезапно пропустило удар. Он наклонился, чтобы посмотреть на Шенью, на щёки которого с кончиков волос капала вода, будто лилась из его глаз.

Ханбай пошёл к выходу.

— Завтра рано вставать.

Цзи Шенью закутался в одеяло. Уже была глубокая ночь, его мысли путались. Спустя мгновение окно распахнулось, и в комнату принесло ветром золотую закладку, как раз на его подушку. Он испугался, увидев тень за окном, не понимая, зачем Ханбай сделал это.

— Так много книг. Она твоя.

Ханбай сказал холодно:

— После того, как натрёшь руки, вытри и волосы.

Тень исчезла, и Цзи Шенью спокойно уснул.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: идёт перевод

http://tl.rulate.ru/book/48282/2764079