Готовый перевод Sui Yu Tou Zhu / Бусины из битого нефрита: Глава 8. Развратность вызывает стыд

— Качество этих экспонатов среднее, поэтому нам не стоит размещать их на видном месте. Соотечественники, приехавшие из других городов, подумают, что у нас нет ничего стоящего.

Дин Ханьбай указал на северную стену выставочного зала.

— Табличка с комментариями ещё не сделана? Акт экспертизы был предоставлен вам несколько дней назад.

Он не стал дожидаться ответа собеседницы, стоило ему отвести взгляд, как заметил стройную фигуру, сразу же сделал шаг вперёд и положил руку на её плечо:

— Из какой семьи эта красивая девушка?

Цзян Цайвэй подпрыгнула от испуга, обернулась и удивлённо посмотрела на него:

— Почему ты здесь?!

Дин Ханьбай ответил:

— Я работаю, меня вызвали рано утром.

Сказав это, он отошёл в сторону и указал на девушку рядом с ним:

— Хорошо, я пойду к вашему заведующему. Вы вдвоём поболтайте.

Девушку звали Шан Миньжу, она знала Дин Ханьбая с детства, к тому же была ровесницей и одноклассницей Цзян Цайвэй, а также работала в музее. Две девушки мило беседовали, а Дин Ханьбай должен был работать. Он задумался:

«Почему Цзян Цайвэй внезапно пришла в музей?»

Цзян Цайвэй похлопала его по плечу:

— Я привела Шенью, он там, найди его.

Дин Ханьбай окинул всё взглядом, он искал среди приходящих и уходящих туристов. Освещение в музее всегда было мягким, все выглядели приветливо, но среди движущейся толпы лишь одна фигура оставалась неподвижной.

Дин Ханьбай сунул ручку в карман, прошёл небольшое расстояние, встал за его спиной, притворившись экскурсоводом:

— Бирюза, расписанная золотом, аккуратно обрамляет тарелку — это шедевр.

В прозрачном стекле, залитом светом, отражался стоящий перед ним человек, Дин Ханьбай смотрел не на тарелку, а на отражение Цзи Шенью. Дождавшись, когда Цзи Шенью оторвёт от неё взгляд, он пристально посмотрел и сказал:

— Всего одна тарелка, а ты так долго её разглядывал, сколько собираешься разгуливать?

Цзи Шенью не ожидал, что Дин Ханьбай увидит его и поприветствует так непринуждённо, он действительно долго простоял там, поэтому отошёл в другое место, но Дин Ханьбай последовал за ним. Шенью сказал:

— Меня сюда привела тётя, я сам пройдусь.

Дин Ханьбай по-прежнему шёл следом, словно не понимал человеческую речь:

— Посмотрите на покрытый белой глазурью ромбовидный стаканчик для кистей. Он похож на тот, что стоит в моем кабинете?

Цзи Шенью, не сказав ни слова, пошёл в следующий зал. Дин Ханьбай последовал за ним. Он взглянул на свои часы, чтобы рассчитать время, ведь с его стороны было бы некрасиво проигнорировать рабочую встречу, он решил сопровождать Шенью, сколько позволит время.

Кто бы мог подумать, что Цзи Шенью вообще не нуждался в этом, в конце концов его терпение лопнуло:

— Зачем ты ходишь за мной?

Дин Ханьбай был в недоумении:

— Я сопровождаю тебя, разве ты не заметил, что тётя ушла?

Цзи Шенью огляделся и, не обнаружив Цзян Цайвэй, пошел искать её, но Дин Ханьбай остановил его, положив руку ему на плечо. Приблизившись, он почувствовал запах лекарства от Дин Ханьбая и заметил бланк в его руке.

— Ты принёс это на встречу с кем-то?

Дин Ханьбай слегка не понял:

— С кем-то? Разве я не с тобой договаривался?

Они вдвоём обменивались вопросами, но никто не давал ответов. Цзи Шенью убрал руку с плеча и встал перед большой

вазой:

— Я договорился пойти с тобой, но снова пожалел об этом. Я видел тебя с другим человеком.

Из-за несправедливого обвинения Дин Ханьбай не смог сдержаться и рявкнул:

— Что за чушь! Моя мама не сказала тебе? Меня вызвали на работу рано утром. Я не знал, что буду здесь, пока не приехал в офис. Ранее мы давали оценку морским реликвиям, сейчас тут, чтобы передать их и получить несколько новых.

Собеседник говорил негромко, но Цзи Шенью был ошеломлён внезапным рёвом. Дин Ханьбай сказал:

— Ты видел меня с девушкой? Это была сотрудница музея, конечно, мы знакомы.

Цзи Шенью уточнил:

— Ты не бросил меня? Ты вчера дал согласие не просто так?

Дин Хан свернул лист в трубку и ударил его:

— Ты что, боссом себя каким-то считаешь? С чего мне соглашаться без собственного желания?

Он не понимал ход мыслей Цзи Шенью, пока не закончил говорить:

— Конечно, я хотел привести тебя сюда. Кто, твою мать, рад работать в выходные. У меня даже в рабочие дни рвения нет.

Это было полное недоразумение. После объяснения ситуации стоило бы как следует пройтись по музею, но Дин Ханьбай был связан временем и должен был пойти решать рабочие вопросы. Он сунул буклет Цзи Шенью и сказал:

— Посмотри на план этажа. Подожди меня в зале Ханьской и Танской династий.

Цзи Шенью держал буклет и осторожно развернул его после ухода Дин Ханьбая. Он взял с собой ручку и бумагу, чтобы делать заметки, что заняло много времени. Туристы вокруг сменяли друг друга, но он провозился полдня, прежде чем пойти.

Вернувшись в лобби, он собирался по порядку обойти соседние залы, но в этот момент толпа людей беспорядочно хлынула в восточную сторону. Он развернул план этажа и увидел, что Ханьский зал находится в восточной части музея. Неужели выставляют новый экспонат? Но разве музей в таком случае не был бы закрыт?

Цзи Шенью последовал за толпой, но при входе в зал династии Хань их остановило ограждение. За ним стояли люди в форме — сотрудники музея и представители управления по вопросам культурного наследия. Шенью сразу увидел Дин Ханьбая. Остальные были ниже его и носили удобную для работы одежду, Дин Ханьбай — нет, он стоял в идеально выглаженной рубашке, засунув руки в карманы, как начальник.

На огромном выставочном стенде находились два новых каменных барельефа с изображениями дракона и тигра. Дракон имел небольшие дефекты по сравнению с тигром, который был почти не узнаваем, снизу ещё лежала каменная плита той же длины. Зрители, не понимая, что это, теряли терпение и покидали зал, Цзи Шенью постепенно протиснулся в первый ряд, Дин Ханьбай смог бы заметить его, помаши он рукой.

*Дракон и тигр — символы воды и огня, дождя и ветра, царственности и величия.

Разумеется, он не помахал, а молча наблюдал за людьми, которые реставрировали культурную реликвию, изображение дракона можно было легко восстановить, а для тигра требовался мастер с золотыми руками. Все сотрудники были одинаково обеспокоены из-за риска не справиться:

— Согласно имеющейся информации, у нас есть только одна попытка, другого варианта нет.

Дин Ханьбай понимал это:

— Плита готова, убирайте её.

Туристов снова стало прибавляться, тех, кто пришёл поздно, снаружи останавливали сотрудники музея. Пространство за ограждением расчистили, а каменную плиту подняли на выставочный стенд. Дин Ханьбай шагнул вперёд и открыл ящик с инструментами, выбрал несколько кистей, налил краску, затем отметил несколько точек на плите.

— Что он делает? — обсуждали туристы. — Почему этим занимается самый молодой?

Цзи Шенью тоже хотел узнать, что делает Дин Ханьбай.

Дин Ханьбай был сосредоточен, казалось, что все в зале для него стали мертвецами, когда он берёт в руки кисть и нож, то видит только материал перед ним. С первого мазка и до самого завершения контура был узнаваем силуэт тигра с высоко поднятой головой и широко открытой пастью, к тому же он обладал парой крыльев, а на согнутой лапе были видны когти.

Слушая постепенно учащающиеся восхищённые возгласы вокруг себя, Дин Ханьбай нахмурился, он почувствовал, что для этих людей сродни уличному акробату. Жаль, что нельзя аплодировать, крикнуть «браво» и бросить монетку.

Подняв голову, он краем глаза увидел Цзи Шенью в первом ряду. Цзи Шенью смял буклет, его маленький рот слегка приоткрылся, в обычно умных глазах сейчас читалась некая глупость, его губы безмолвно произнесли «шигэ».

Дин Ханьбай переживал, что у него нет человека на подхвате, он затащил Цзи Шенью за ограждение и начал командовать. Передавая кисть, чернила и угловой штамп, Цзи Шенью мог близко наблюдать за каждой плавной линией и восхищаться, но скорость его глаз уступала скорости движений Дин Ханьбая.

Ханьбай воссоздал идентичный узор, который обрамлял с четырёх сторон изображение чудовища. Он перемещал кончик кисти, но его запястье ни разу не дрогнуло. Длина узора составляла почти полтора метра, а ширина — более полуметра. Исключая паузы для окунания кисти в чернила, он нарисовал четыре метра фактически на одном дыхании.

Цзи Шенью вспомнил слова Дин Яншоу: «Если возникнет вопрос, то спроси об этом у шигэ.»

Тогда он был в сомнениях, но сейчас у него не осталось ни капли скептицизма.

— Чжэньчжу, — внезапно позвал его Дин Ханьбай, не подумав, используя это имя перед большим количеством людей, — приготовь третий резец и протри его.

Цзи Шенью сразу же выполнил поручение и стал спокойно ждать, когда Дин Ханьбай закончит, кто-то в толпе начал аплодировать. Наблюдающие люди не являлись специалистами, поэтому посчитали, что завершение узора — это финал работы, но они не ведали, что это только самое начало.

Дин Ханьбай взял сверло:

— Я буду занят в течение дня. Ты можешь пойти домой с моей тётей, когда нагуляешься, не заблудись.

Цзи Шенью не двинулся с места:

— Я ещё не видел, чтобы ты что-то вырезал, я хочу на это посмотреть.

Дин Ханьбай молча глядел на собеседника, пока чернила сохли. Он знал, что Цзи Шенью отличается от него. Он открыто демонстрировал свою злость, а Цзи Шенью был надменно скрытным. Рано или поздно настал бы день, когда им пришлось бы обменяться опытом.

Ближе к полудню все наблюдающие пришли в состоянии экстаза, чувство восхищения не угасало. Сначала они поражались законченным рисунком, но никто не ожидал, что ещё выпадет возможность понаблюдать за процессом гравировки. Старик из толпы не смог сдержать эмоции и крикнул:

— Руководитель, не могу не похвалить вас.

Дин Ханьбая впервые назвали руководителем, он действительного чувствовал досаду из-за того, что Чжан Инь был не здесь, иначе он смог бы увидеть его белое лицо*. Он не остановил лезвие и улыбнулся:

— Лучше пойте дифирамбы по делу, уж извините, что не люблю слушать подобное.

*В пекинской опере белый грим наносили актёрам, которые играли лицемерных героев. Белое лицо означало притворное дружелюбие.

Старик поднял большой палец вверх:

— Я не откажусь от своих слов, мастер лавки «Резьба по нефриту» не сможет чувствовать себя уверенным перед тобой!

Дин Ханьбай очень любезно спросил:

— В лавке есть несколько мастеров, о ком ты говоришь?

Старик пошутил:

— Дин Яншоу лучший, я думаю, ты сможешь бросить ему вызов.

Местные жители засмеялись, туристы ничего не поняли, но посмеялись вместе с ними. Дин Ханьбай никогда не был сдержанным человеком, поэтому громко сказал:

— Я правда не могу бросить вызов Дин Яншоу, должен назвать его отцом*!

*Игра слов: 叫板(jiàobǎn) — бросить вызов, 叫爸(jiàobà) — назвать отцом.

Сказав это, он умолк и как настоящий профессионал продолжил делать надрез за надрезом. В полдень поток людей уменьшился, и сотрудники музея воспользовались возможностью, чтобы очистить выставочный зал от посетителей. Было тихо и холодно, в помещении остались только ледяные культурные реликвии, запыхавшиеся жемчужина и белый нефрит*.

*Жемчужиной называют Цзи Шенью, нефритом — Ханьбая.

Прошло несколько минут, вокруг было тихо, как в горной долине. Руки Дин Ханьбая покрылись потом, а кончики пальцев окостенели от холода. Он поднял голову и взглянул на Цзи Шенью, попутно работая онемевшими конечностями:

— Ты раздражён? Если неинтересно, то тебе необязательно этим заниматься.

Цзи Шенью объяснил:

— Интересно, я зачарован.

На этот раз настала очередь Дин Ханьбая быть в смятении:

— Мастер Цзи не учил вас резьбе на крупных камнях?

Цзи Шенью ответил:

— Он говорил, что в следующем году обучит, но потом заболел и сказал, что научит позже, в итоге он так и не оправился.

По своей натуре Дин Ханьбай не был человеком, который бы внимательно относился к чужим переживаниям. Он не подумал, причинит ли боль его вопрос, прежде чем задать его. Даже после того, как спросил, он не пожалел об этом. Он просто постучал по плите:

— Я научу тебя, окей?

Это не домашняя мастерская или лавка «Резьба по нефриту», это городской музей с огромным потоком посетителей, а они сейчас не развлекаются, а реставрируют культурную реликвию. Приблизившись к Дин Ханьбаю, Цзи Шенью самодовольно назвал его «шигэ», посчитав, что ему выпал редкий шанс.

Их голоса раздавались тихим эхо. Дин Ханьбай сперва объяснил:

— Это каменный барельеф периода династии Хань. Он был нарисован, а затем высечен прямо на каменном здании. В основном пострадало изображение тигра. Согласно инструкции, я могу только лишь выгравировать точно такой же, а затем передать его специалисту по реставрации, чтобы он восстановил старый рисунок. Это будет помечено во время выставки.

В музее много подобных экспонатов, Цзи Шенью понимал это. Дин Ханьбай приблизился к нему, чтобы подробнее всё объяснить:

— На этой плите сначала надо вырезать контуры барельефа, а для более мелких делателей используется гравировка линиями Инь*. Для остального обычно применяется линейная и вогнутая гравировка, горельеф и ажурная резьба.

*Техника гравировки с использованием тонких линий.

Дин Ханьбай закончил говорить без пауз:

— Повторите это сейчас.

Цзи Шенью повторил слово в слово. Метод обучения, который избрал его преподаватель, вызывал напряжение у Шенью. Он был рядом и ловил каждое слово, при необходимости помогал или записывал уникальные приёмы Дин Ханьбая.

Во второй половине дня это помещение было закрыто, туристы шумели снаружи, а они вдвоём с головой погрузились в гравирование. Пальцы Дин Ханьбая болели, каждый мускул его тела был напряжен. Когда пот на его лбу собирался стечь в уголки глаз, Цзи Шенью снова и снова вытирал его тыльной стороной ладони.

Резьба по камню потребляет слишком много энергии и требует чрезвычайно большую силу в кистях рук. В противном случае надрезы будут сделаны слишком мягко. Дин Ханьбай беспрерывно гравировал уже 5-6 часов, поэтому Цзи Шенью внезапно захотелось увидеть, как Дин Ханьбай будет гравировать тот розовый кварц.

Он не мог даже представить, что Дин Ханьбай способен сотворить с «превосходным» розовым кварцем.

— Шигэ, — спросил Цзи Шенью, — что ты планируешь сделать с розовым кварцем?

Дин Ханьбай уставился на него:

— У тебя ещё хватает наглости спрашивать про розовый кварц?

В прошлый раз, когда Дин Кейю сказал то же самое, Цзи Шенью подумал, какое отношение он имеет к этим четырём надрезам? Он просто молчал до самого закрытия музея, а Дин Ханьбай гравировал, не в силах сдерживать зевки.

Дин Ханьбай не полностью придерживался инструкции во время гравировки. Чтобы облегчить дальнейшие действия, он специально оставил несколько повреждённых отверстий. Вся его рука болела, её сводило судорогой, он вовсе не был благодарен музею.

Они целый день ничего не ели, и, выйдя на улицу, где стоял страшный зной и безветрие, оба ощутили упадок сил.

Дин Ханьбай не пошел домой:

— Я смертельно устал, нуждаюсь в отдыхе.

Цзи Шенью, который думал, что лучше пойти домой и лечь на кровать, спросил:

— Разве ты не идешь домой? Где ещё можно отдохнуть?

Стоя на обочине дороги, Дин Ханьбай опустил голову и ответил:

— Как, по-твоему, мужчина может расслабиться? Разумеется, снять одежду... Если хочешь со мной, то я подкину тебя.

Сердце Цзи Шенью бешено заколотилось, он знал только, что Дин Ханьбай был надменным, но не ожидал, что тот ещё покажет свою развратную сторону.

Ему следовало отказаться, но он был любопытен, поэтому легкомысленно сел в машину с Дин Ханьбаем, не зная, куда смотреть, чтобы скрыть лёгкое волнение и огромное напряжение.

Учитель, я буду учиться плохому. Так он думал.

Учитель, вы родили меня вне брака, вы тоже не непорочный, не осуждайте меня. Снова подумал он.

Спустя полчаса Дин Ханьбай заглушил двигатель, остановился на обочине дороги, вытащил ключ и сразу вылез из машины, как будто был в нетерпении. Цзи Шенью опустил голову и последовал за ним. В лучах заката увидел великолепные ворота. Шаг — и он вступил в место, где растрачивают деньги. Ещё несколько шагов — и он войдет в это царство нежности.

Дин Ханьбай внезапно повернул голову:

— Ты когда-нибудь принимал ванну?

Цзи Шенью непонимающе поднял лицо и увидел вывеску: «Общественная баня Хуацинчи».

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: идёт перевод

http://tl.rulate.ru/book/48282/2764114