Готовый перевод Sui Yu Tou Zhu / Бусины из битого нефрита: Глава 27. Ты снова отругал меня

Цзи Шенью, узнав о договорённости Лян Хэчэна с Чжан Сынянем, почувствовал сильное давление на себя. Неотъемлемая часть этого ремесла — стремление бороться с людьми за первенство, кроме того, он всегда был очень целеустремлённым и гордым. Но у него имелось одно преимущество: Цзи Шенью хоть и горд, но при этом не глупец, чтобы недооценивать противника. Узнав о прошлом Чжан Сыняня, он совершенно точно не рискнёт преуменьшать способности ученика другой стороны.

Самое главное, речь шла о репутации Лян Хэчэна, он боялся проиграть и опозорить старика.

Из одного нефрита должно было быть изготовлено два изделия. Фигурку нефритового ребёнка не только нужно вырезать, она ещё должна пройти несколько десятков этапов, чтобы приобрести состаренный вид. Курильница будет большого размера, поэтому вырезать будет в высшей степени сложно.

Цзи Шенью некоторое время пребывал в состоянии отчаяния, желая родиться с шестью руками.

К ужину Дин Эрхе пришёл с опозданием, объяснив это тем, что вечером во второй магазин наведался постоянный клиент, которому он допоздна показывал различные товары — собственно, поэтому и задержался. Дин Яншоу похвалил его за усердный труд, и Эрхе, воспользовавшись случаем, упомянул о своём куске нефрита, завязав с ним разговор.

Все сели за стол. Дин Ханьбай сегодня тоже работал в магазине, к тому же он днём и ночью трудился над двумя вазами, поэтому сейчас заслуженно ужинал. Остальные два ученика чувствовали себя не так непринуждённо, особенно Цзи Шенью, который днём учился, а вечером, прилагая все силы, спешил закончить работу над курильницей, из-за чего у него не было времени помогать в магазине.

По правде говоря, всё это были лишь отговорки. Он отдавал все силы, чтобы сделать нефритового ребёнка, и поэтому ощущал себя виноватым.

Привычка — вторая натура, именно поэтому Дин Ханьбай локтем толкнул рядом сидящего, но, не получив ответа, повернул голову и увидел, что Цзи Шенью рассеянно заедает стресс. Тогда он взял кусочек имбиря и отдал со злыми намерениями.

— Ешь. Хочешь что-нибудь ещё?

Цзи Шенью растерянно взял кусочек имбиря, прожевал его, сморщился, выплюнул и быстро перебил вкус другой едой. Боковым зрением он отметил, как Дин Ханьбай злорадствует, но не разозлился, а, наоборот, тихо спросил:

— Шигэ, ты сегодня был в магазине. Тебе не надо ходить на работу?

— Ты впервые видишь меня отсутствующим на работе? — уверенно и смело задал ответный вопрос Дин Ханьбай.

Эти слова заставили Шенью смолкнуть. Он так и молчал до самого отхода ко сну. Уже ночью юноша лежал на спине и размышлял: «Есть приоритеты, сейчас работа — самое важное, поэтому будет правильным отложить учёбу на потом».

Цзи Шенью тихоня, но очень решительный, поэтому на следующий же день сбежал из школы после уроков китайского языка и математики.

Фигурка нефритового ребёнка была небольшой, для Цзи Шенью вырезать его не составит большого труда. Он отказался от метода, перенятого у Цзи Фансю, и следовал традиционной технике грубого вырезания изделия, а затем детализировал фигурку и отполировал её. Закончив с этим, Цзи Шенью приступил к сложному процессу состаривания.

Вот так он каждый день пропускал уроки и шёл к Лян Хэчэну — до того времени, пока не закончил нефритового ребёнка.

Лян Хэчэн был взволнован даже больше, чем его ученик. Он создал несчётное количество предметов собственными руками и всегда сожалел о своём неумении вырезать по нефриту. Однако неожиданно на последних годах жизни ему удалось осуществить мечту!

— Ученик? — позвал он.

Цзи Шенью не издал ни звука, ни шороха. Он даже не помыл руки, уснув ничком на столе. А вечером ещё предстояло сделать вид, будто он пришёл помогать в лавку «Резьба по нефриту» после школы.

На другой день Лян Хэчэн со старой сумкой за спиной ехал на трёхколёсном велосипеде сквозь густой утренний туман. Пошатываясь, добрёл до антикварного рынка, чтобы расположиться там с лотком. В этот раз он пришёл рано, так что ему посчастливилось занять хорошее место. Сидя на небольшой табуретке и прикрывая шестой палец, он ждал, когда выглянет солнце, чтобы приступить к торговле.

Через некоторое время небо прояснилось, и весь драгоценный антиквариат вспыхнул солнечными бликами. И без того красивые вещи засияли ещё больше, но и их изъяны выглянули наружу. Людей постепенно становилось больше. Лян Хэчэн не искал покупателей демонстративно, однако этот старый хрыч надел солнцезащитные очки, чтобы привлечь внимание.

К лотку подошла девушка и спросила:

— Мастер, этот светло-зелёный горшок очень красивый, правильной четырёхугольной формы, для чего он?

— Квадратный горшок с зелёной глазурью — для нарциссов. Светло-зелёный оттенок подчеркнёт красоту китайских нарциссов, — объяснил Лян Хэчэн.

Женщины любят цветы, эта девушка осматривала горшок со всех сторон и увидела резную выпуклую надпись.

— О, это было сделано в период Юнчжэн*.

* Юнчжэн («гармоничное и справедливое») — девиз правления маньчжурского императора Айсиньгёро Иньчжэня (1723–1735 гг.).

Лян Хэчэн откровенно сказал:

— Имитация времён республиканского режима.

В этом бизнесе нет места честности. Но неважно, насколько фальшивы вещи, фальшь в словах намного хуже. Этот горшок он принёс, чтобы заполнить лоток и только. Несколько лет назад Лян Хэчэн создал его, чтобы вырастить в нём чеснок и поесть жаренные в масле на сильном огне кусочки свинины с ростками чеснока.

В конечном итоге горшок был продан. Как только девушка ушла, сразу же появился любитель солнцезащитных очков. Лян Хэчэн пересчитал половину банкнот, убрал их и снова достал. Закрыв глаза, он берёг душевные силы и не удосужился поприветствовать Чжан Сыняня.

Все постоянные покупатели и торговцы на антикварном рынке хорошо знают друг друга, и, конечно же, Чжан Сынянь был всем прекрасно знаком. Но он не хотел, чтобы его замечали. Слепой и ужасный, он ненавидел, когда на него смотрели.

Этот старик поглядел через очки на Лян Хэчэна и произнёс:

— Ваза, статуэтка, бигэ* и подставка для воды** здесь не для того ли, чтобы привлечь внимание к навыкам твоего ученика? Не устал тащить столько вещей?

* Бигэ (臂搁) — что-то вроде подлокотника из дерева, нефрита или бамбука, в древние времена применялось для того, чтобы предотвратить попадание чернил на руку и дать отдых запястью.

** Здесь имеется в виду посуда для мытья кистей от чернил.

Конечно, нельзя было принести только фигурку нефритового ребёнка, что оказалось бы равносильно признанию: «Это сделал мой ученик и это подделка». А так вещи перемешаны между собой, и сложно отличить подделку от подлинника. Лян Хэчэн отбрил:

— Я приехал сюда на велосипеде, не устал. В отличие от таскания тачки со старьём, это намного комфортнее.

И они снова начали галдеть. Чжан Сынянь сначала осмотрел подставку для воды в форме лепестка лотоса, затем всё остальное. Фигурка нефритового ребёнка затесалась среди остальных предметов. Обведя всё глазами, он в итоге взял фигурку нефритового ребёнка и спросил:

— Твой ученик один совершил преступление? Или вы вместе?

Лян Хэчэн пнул его ногой, но удар был очень слабым.

— А ну, не трожь.

Чжан Сынянь продолжил разглядывать, а затем, полностью осмотрев, поставил обратно и кашлянул.

— Стаканчик для кистей с рисунком сливового дерева — настоящий, — произнёс он тихо. — Бамбуковое бигэ — настоящее. Подставка для воды в форме лепестка лотоса — имитация. Тушечница из камня Дуаньси* — имитация. Кольцо из хотанского нефрита** — имитация.

* Тушечница — инструмент, используемый в каллиграфии и живописи для смешивания туши с водой; из камня, взятого из ручья Дуань, делают лучшие тушечницы.

** Подвески (кольца) — поясные украшения для женщин; Хотан — город в Синьцзян-Уйгурском автономном округе.

После определения подлинных предметов дошла очередь и до подделок. Очки Чжан Сыняня соскользнули на кончик носа, открыв один ясный глаз и один мутный. Отбор подошёл к концу, и осталась лишь фигурка нефритового ребёнка времён династии Сун. Неожиданно старик улыбнулся.

Чжан Сынянь знал, что Лян Хэчэн не умеет вырезать из нефрита, а значит, по логике вещей, и его ученик тоже этого не умеет. Но он видел, что эта вещь была подделкой, кроме того, признаки подделывания были аналогичны следам на других предметах, сделанных Лян Хэчэном, и это становилось очень занятным.

Если не его ученик сделал эту вещь, то для чего он её принёс? Поэтому Чжан Сынянь усмехнулся: Лян Хэчэн, к удивлению, заполучил ученика, умеющего ваять. Он спросил:

— Сколько, ты говорил, твоему ученику лет?

— Семнадцать*, — без утайки ответил Лян Хэчэн.

* Цзи Шенью по западному счёту возраста шестнадцать, а по китайскому семнадцать (в Китае считается, что при рождении ребёнку уже есть год).

Чжан Сынянь подумал: «У него многообещающее будущее». Но, поразмыслив ещё раз, понял, что это не так. Каким образом ученик превзойдёт своих предшественников? Посмотрел на себя, посмотрел на противника и внезапно понял: разве он точно так же не ест и не слоняется без дела, убивая время день за днём?

Чжан Сынянь поднял стаканчик для кистей, подставку для воды в форме лотоса, а ещё взял фигурку нефритового ребёнка, расплатился и ушёл, бросив перед уходом:

— Твой талантливый ученик не прошёл мимо меня. Так давай посмотрим, сможет ли он провести моего талантливого ученика.

Лян Хэчэн равнодушно улыбнулся. Он эксперт и понимает всю ценность нефритового ребёнка, сделанного Цзи Шенью, а также знает, скольких людей он может обмануть на этом рынке. Чжан Сынянь — самое большое препятствие. После того как он обнаружил несколько подделок, конечно, ему кажется, что фигурка нефритового ребёнка — ещё большая фальшивка.

Но Чжан Сынянь также сказал «талантливый ученик». Они оба были согласны с тем, что Цзи Шенью талантлив, и поэтому Лян Хэчэн сиял от радости.

Аналогичным образом он признает ученика Чжан Сыняня, если тот сможет распознать подделку в нефритовом ребёнке.

Когда Чжан Сынянь возвращался домой с покупками, то, войдя в переулок, учуял какой-то запах. Ближе к дому эти ноты стали сильнее, и старик пошёл на аромат вкусного блюда. Отодвинув хлопковую стёганую занавеску, он увидел Дин Ханьбая — закатав рукава, тот прислонился к дверной раме, а кончик его носа был ярко-красного цвета.

— Ты несколько дней не появлялся, сегодня у тебя есть свободное время? — спросил старик.

— Если бы я был занят, то смог бы прийти?

Дин Ханьбай никогда не понимал, что нужно уважать своего наставника. Он развернулся и стал накрывать на стол. Юноша был так поглощён работой над двумя цветочными вазами, что у него чуть сердце не остановилось. Утром он самолично передал их заказчику и теперь мог спокойно отдохнуть.

Они вместе ели и выпивали. Дин Ханьбай не отрывал взгляда от вещевого мешка. В конце концов он отложил палочки для еды и решил посмотреть на вещи. Открыл мешок и сказал:

— Стаканчик для кистей неплох, вот только мне не нравятся цветы сливы.

На первый взгляд всё выглядело качественным, и Ханьбай перешёл к более детальному осмотру. Тут выражение его лица слегка изменилось.

— Этот нефритовый ребёнок... — Дин Ханьбай сосредоточил взгляд на узких рукавах, оглядел короткие волосы и лоб, украшенный медальоном, большую голову и короткую шею, сжатые в кулаки руки. Он с ног до головы внимательно осмотрел фигурку несколько раз и резюмировал:

— Все характерные черты указывают на времена династии Сун.

Затем взглянул на Чжан Сыняня с лёгким подозрением. Учитель же, продолжая жевать, невнятно спросил:

— Каково твоё мнение?

— Круглая скульптура*, волосы и черты лица — всё выгравировано тончайшими линиями. Заострённый кончик носа, складки на одежде многочисленные и детально проработанные, а ещё совсем нет пересекающихся линий, — Ханьбай остановился, подушечками пальцев аккуратно потёр несколько царапин и продолжил. — Одно из доказательств качества нефрита — гладкость. Длинные и неглубокие царапины можно увидеть, но если до них дотронуться, они должны быть неощутимы наощупь.

* Круглая скульптура — вид скульптуры, которая представляет собой произведение трёхмерного объёма (обозримая со всех сторон).

Чжан Сынянь кивнул, ожидая продолжения.

— Тот факт, что здесь царапину можно явно нащупать, кроме того, их несколько, говорит о том, что статуэтка была повреждена позже. Конечно, если она прошла через множество династий, сложно было бы не нарушить её целостность, но то, что царапина находится на самом заметном месте в фигурке, слишком удачно, — Дин Ханьбай отложил статуэтку, — а наиболее длинная царапина легла точно по краю той части, которая пожелтела от выветривания*. Скорее всего, человек расколол кусок нефрита уже после резьбы, эта выветренная часть сделана на линии пересечения и после склеивания — сама царапина создаёт эффект выветривания. Царапина — трюк для отвода глаз и только.

* Выветривание (хим.) — это совокупность различных химических процессов, в результате которых происходит разрушение горных пород и качественное изменение их химического состава.

Чжан Сынянь держал рюмку и качал головой с улыбкой на лице. Мотал головой потому, что сожалел о проигрыше ученика Лян Хэчэна. Улыбался потому, что гордился своим учеником. Дин Ханьбай понял это и скромно произнёс:

— Я бы, наверное, не смог этого определить, если бы у меня времени не было в избытке, а мастер, который делал эту вещь, работал бы с ней вдвое тщательнее.

Чжан Сынянь сказал:

— Это сделал не мастер, а семнадцатилетний ребёнок.

Дин Ханьбай, поражённый, вскочил и снова взял нефритового ребёнка, чтобы внимательно рассмотреть. Причина, по которой он обратил внимание на эту вещицу, заключалась в том, что сперва его привлекли превосходные навыки резьбы, и неважно, подлинная ли это фигурка или подделка, — резьба была выполнена на высшем уровне. Он никак не ожидал, что этот предмет и прочие изделия создал столь молодой человек.

Дин Ханьбай восхитился им про себя и невольно стал расспрашивать Чжан Сыняня. К сожалению, тот знал лишь возраст, да и эта информация была неточной.

Вещи быстро распродались одна за другой, и Лян Хэчэн с деньгами добрался до средней школы №6, где стал ждать, когда у Цзи Шенью закончатся занятия, чтобы пойти пообедать.

Цзи Шенью переживал о многих вещах, и когда слепой Чжан разглядел в фигурке подделку, его уверенность в себе пошатнулась, а аппетит пропал. Прощаясь, Лян Хэчэн передал ему пачку денег и сказал, что поскольку тот сапфир был взят из лавки «Резьба по нефриту», то при необходимости деньги пойдут на его оплату, а если не нужно, то Шенью может потратить их на себя.

Цзи Шенью принял деньги, чтобы заплатить за сапфир, а оставшуюся часть средств отдал Лян Хэчэну на покупку лекарств. Возможно, потому, что он очень устал за последнее время и переживал, удастся ли спрятать нефритового ребёнка от посторонних глаз, после обеда юноша часто отвлекался на занятиях.

Когда прозвенел звонок, его впервые вызвали в кабинет директора. Рассеянность во время уроков была второстепенной причиной, главный же вопрос состоял в пропуске занятий в последние дни. То одна проблема, то другая — в итоге учитель попросил Цзи Шенью завтра позвать старших из семьи.

Шенью было только шестнадцать лет, и он чувствовал себя слабым — впервые в жизни его старших вызвали в школу.

Как ему сообщить об этом? И кому?

В первую очередь Шенью отказался от идеи поговорить с Дин Яншоу. Он просто не осмелится открыть рот, к тому же ему было очень стыдно. Цзян Шулиу тоже не подходит. Рассказать ей — всё равно что рассказать Дин Яншоу. Всю дорогу после школы он переживал, и его мысли обратились к Цзян Цайвэй.

Нет, она ведь была так добра к нему. Цзи Шенью боялся разочаровать её.

Подавленный, прямо как те увядающие розы, Шенью вернулся домой. Он поднял глаза и увидел закрытую дверь по соседству. Слово «спаситель» вырвалось из его души. На самом деле он давно думал о Дин Ханьбае, пусть тот непременно отругает, к тому же Цзи Шенью немного боялся его.

Тем временем в комнате Дин Ханьбай проснулся и обнаружил, что уже наступили сумерки. Он сел, чтобы избавиться от дремоты, и краем глаза приметил тень около двери. Так и людей можно напугать. Он скрестил руки на груди и стал ждать. Затем увидел, как дверная щель постепенно расширилась и Цзи Шенью, просунув голову, заглянул внутрь.

Ханьбай легонько кашлянул:

— Ты действуешь словно вор.

Цзи Шенью закрыл за собой дверь, но не стал отходить от неё далеко.

— Шигэ, ты завтра свободен?

Дин Ханьбай ответил уклончиво:

— Если у меня есть время, это не значит, что я буду развлекаться с тобой, а если у меня нет времени, это не означает, что я не смогу развлечься с тобой, — он похлопал по краю кровати, ожидая, когда Цзи Шенью подойдёт и сядет. — После того, как заготовки к нефритовой курильнице будут готовы, их надо перенести в мастерскую. Ждёшь, когда я помогу тебе вырезать её?

Цзи Шенью немедленно опроверг это предположение. Он уставился на серёжку, висевшую на абажуре лампы, и очень сильно нервничал.

— Шигэ, ты можешь завтра пойти со мной в школу? — медленно и тихо произнёс Шенью. — Учитель... учитель попросил прийти кого-нибудь из старших.

Дин Ханьбай мгновенно выпрямился. Позвали старших в школу? Он знал, что, как правило, приглашали родителей неуспевающих учеников, но не сталкивался с тем, чтобы и старших родственников отличников вызывали в школу. При взгляде на Цзи Шенью, который был почти готов расплакаться, становилось ясно, что он провинился.

— Ты же не... — медлил Дин Ханьбай, — не приставал к одноклассницам?

Цзи Шенью удивлённо воскликнул:

— Нет, я просто невнимательно слушал на уроках, а ещё... часто прогуливал занятия, вот поэтому и вызвали старших...

Дин Ханьбай пришёл в ещё большее изумление.

— Прогуливал? Ты пропускал уроки из-за того, что ещё не привык к новому городу?

— Из-за того, что мне здесь всё незнакомо, — изворачивался Цзи Шенью. — Я иногородний, и есть так много интересных мест... — он встретил взгляд Дин Ханьбая, в котором читался упрёк, и ему ничего не оставалось, как потупить глаза.

По правде говоря, прогуливание занятий для Дин Ханьбая было пустяком, но ситуация Цзи Шенью его сердила. Он стукнул парня по лбу:

— Притворяешься послушным, а сам прогуливаешь уроки? Тебе уже скоро семнадцать, некоторые в твоём возрасте ведут себя... — он подавился, сглотнул, а затем продолжил, — как взрослые! Я сейчас так зол!

— А «некоторые» — это кто? — уточнил Цзи Шенью.

— Это тот человек, с которым ты не сравнишься, — ответил Дин Ханьбай. — Ему семнадцать лет, но он и сам не знает, насколько хорош. У тебя ещё хватает наглости выяснять все подробности? Уроки сделал? Когда будет готова курильница?

Снаружи солнце уже село, спустились сумерки. Цзи Шенью так отругали, что его щёки покраснели от стыда и он отвернул голову. Головомойка наконец прекратилась, и теперь если он не хотел обострять ситуацию, то не должен был говорить ни слова. Но как бы он ни старался удержать язык за зубами, промолчать не смог и в конце концов спросил:

— Я тебя раздражаю?

Он слегка дрожал.

— Если я раздражаю тебя, потому что прогуливаю уроки, то я исправлюсь. Но если это из-за того, что ты встретил необыкновенного человека и, в сравнении с ним, я не нравлюсь тебе, то что мне тогда делать?

Дин Ханьбай успокоился, дыхание тоже стало ровным, но его душа и разум были в замешательстве. Он не мог сказать ни слова.

Цзи Шенью встал, немного покружил у кровати, словно птица, которая не может найти своё гнездо, а затем направился к двери. Дин Ханьбай молча наблюдал за ним, стиснув зубы. Какой смысл с ним разговаривать после нравоучений?

Шаги смолкли, и стало тихо.

Ханьбай пролежал до половины девятого вечера, вышел в коридор и увидел включённый свет в южной комнате, где работал Цзи Шенью. Он направился в гостиную, чтобы включить фильм, и больше часа смотрел кино о боевых искусствах, но не обратил внимания, кто кого убил. А когда в десять часов вернулся в маленький дворик, свет в южной комнате всё ещё горел.

После душа Дин Ханьбай бродил туда-сюда по веранде, а устав, облокотился на перила, не находя себе места от скуки. Он вернулся в комнату, чтобы лечь спать, несколько раз ногой переворачивал одеяло, поправлял подушку, но долго не мог заснуть.

Проваландавшись до двух часов ночи, он встал, чтобы пройтись, и остолбенел: свет в южной комнате по-прежнему горел.

В мастерской всё оборудование было выключено, а Цзи Шенью так устал, что уснул, лёжа на столе, ещё полчаса назад.

Дин Ханьбай наконец-таки вспомнил, что Шенью все эти дни работал допоздна, чтобы вырезать курильницу из сапфира. Изделие было очень сложным, все детали необходимо вырезать тщательно и аккуратно. Открыв дверь, он улыбнулся, подошёл к товарищу и вытащил из его рук ножик.

— Просыпайся, — он похлопал младшего по щеке, а затем стиснул его плечо, — вставай и иди спать в свою комнату. Цзи Чжэньчжу?

Шенью проснулся от поддразнивания. Его тело так затекло, что он не мог сидеть прямо и уткнулся головой в живот Дин Ханьбая. Было так тепло и уютно, что он, рассеянный и сонный, снова закрыл глаза.

Дин Ханьбай понял его неправильно:

— Ленивый котёнок, хочешь, чтобы я понёс тебя на руках?

Он наклонился, подхватил того под ягодицы, поднимая на руки, выключил свет, закрыл дверь, пробрался до дворика, озарённого лунным светом, и прошёл мимо увядающих роз. Южная и северная комнаты находились далеко друг от друга, однако Дин Ханьбай был так быстр, что, казалось, преодолел это расстояние за пару шагов.

Цзи Шенью легонько вздохнул:

— Ты снова отругал меня.

— Думаешь, я не прав? — спросил Дин Ханьбай.

Голос Шенью стал ещё жалостливее:

— Не ненавидь меня.

Как Янчжоу* мог сотворить такого человека — разрушающего любую ментальную защиту и смягчающего сердца людей? Дин Ханьбай принёс Шенью в его спальню. Хотел ещё поворчать на него, но лишь молча накрыл одеялом.

* Напоминаем, это родной город Цзи Шенью.

В три часа ночи он вернулся в свою комнату и стал подбирать наряд для встречи со школьным учителем. Ханьбай выбирал одежду так тщательно, будто готовился ко встрече с тёщей.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: идёт перевод

http://tl.rulate.ru/book/48282/2943702