Готовый перевод Sui Yu Tou Zhu / Бусины из битого нефрита: Глава 30. Отчаянная жемчужина

Дин Ханьбай умыл лицо холодной водой, а опомнившись, увидел, что Чжан Инь уже сидит на его стуле. Мир, конечно же, тесен, но даже в самом кошмарном сне он не ожидал встретить здесь своего начальника.

Дин Ханьбай уверенно и смело спросил:

— Ты что здесь забыл?

Чжан Инь ответил крайне импульсивно:

— Я его сын!

Дин Ханьбай просто и незатейливо выматерился. Обычно ему нравилось поучать других, но он редко использовал при этом матерные выражения. Но в данной ситуации сдержаться было выше его сил. Он размышлял, как у Чжан Сыняня мог быть сын? И почему, чёрт побери, им должен был оказаться именно Чжан Инь?

Чжан Инь же был изумлён и того больше.

— Откуда ты его знаешь? — пристально глядя на Чжан Сыняня, он внезапно вспомнил о заявке на получение бракованных вещей. — Ты помог ему составить заявление, так вы и познакомились? Хотя неважно как, только не говори мне, что вы подружились, несмотря на разницу в возрасте.

Он знал, что Дин Ханьбай интересуется антиквариатом, поэтому было неудивительно, что они нашли общий язык. Но для этого Чжан Сыняню необходимо было бы рассказать о своих навыках.

Чжан Инь негодовал: с какой стати так поступать? Не позволять собственному сыну помогать в своём деле, но пить алкоголь и есть мясо с человеком, который сделал лишь небольшое одолжение?

Подумав ещё раз и подойдя к этому со своей точки зрения, Чжан Инь предположил: возможно ли, что Чжан Сынянь таким образом ловил рыбу*, а богач Дин Ханьбай как раз и был этой большой рыбой?

* У слов «ловить рыбу» есть второе значение — завлекать, заманивать, соблазнять.

В этот момент пьяные глаза Дин Ханьбая были полуприкрыты, он спокойно и безмолвно смотрел на Чжан Иня. Молодой человек примерно представлял, какие грязные мысли кишели в голове у того, и находил это смешным, даже немного печальным.

— Я скажу тебе, директор Чжан, — начал Дин Ханьбай, — мы с твоим отцом не друзья.

Чжан Инь молча опрокинул рюмку, в его в глазах появилась жгучая боль.

Дин Ханьбай продолжил:

— Он мой учитель, я пришёл к нему сюда как к своему наставнику.

Чжан Инь немедленно подскочил, сметя на пол со стола почти всё, что там было. Он открывал и закрывал рот в тщетной попытке выругаться, но в итоге сперва решил «направить дуло пистолета» на отца.

— Так он твой ученик?! — Чжан Инь не мог в это поверить и страшно злился. — Да ты, блядь, выжил из ума! Он мой подчинённый и мой враг, а ты просто берёшь и делаешь его своим учеником!

— Он талантлив и может зарабатывать на жизнь этой работой, — равнодушно пояснил Чжан Сынянь.

Чжан Инь с размаху перевернул стол.

— А я, блядь, значит, не могу?!

Дин Ханьбай отступил назад, уклоняясь от летящей посуды. Он догадывался, почему возникла ссора, и также понял, что это главное противоречие между отцом и сыном. Но вот чего он не понимал, так это почему Чжан Сынянь не сделал учеником собственного сына.

Он знал только, почему тот отдал предпочтение ему. И решил объяснить:

— Я понравился старику, потому что смог различить несколько вещей на предмет подлинности, в том числе твою глазурованную маленькую курильницу.

Чжан Инь был так зол, что, казалось, его глаза вот-вот выскочат из орбит.

— Так курильница поддельная? — двинувшись к Чжан Сыняню, он споткнулся об осколок разбитой посуды, пошатнулся и смертельной хваткой сжал его плечо. — Ты даже собственного сына обманул?! Ты заслуживаешь быть слепым!

— Фальшивые вещи можно обменять только на такие же подделки. С чего бы обменивать фальсификат на настоящий предмет? — Чжан Сынянь устал, его веки слегка отяжелели. — Ханьбай, скажи ему, какая это была вещь?

— Светло-зелёная фарфоровая ваза, — ответил Дин Ханьбай.

Чжан Инь едва стоял на ногах, собираясь вот-вот упасть, все его мысли спутались. Он считал, что нашёл стоящую вещь, хвалился и гордился этим, был всей душой доволен обменом на давно любимую и сокровенную курильницу. А сегодня ему сообщили, что и светло-зелёная фарфоровая ваза, и курильница — подделки.

— Блядь, так они все ненастоящие? — Чжан Инь едва не оступился. Он поднял с пола сумку, не удосужившись даже отряхнуть её от грязи.

Звуки его удаляющихся шагов то смолкали, то снова хаотично ускорялись. Переулок был таким длинным, что это заставляло волноваться, не упадёт ли идущий. У Дин Ханьбая был острый слух, и ему понадобилось много времени, чтобы полностью перестать слышать шаги. Его раздражал Чжан Инь, но в то же время он за него беспокоился.

Юноша спросил:

— Почему вы так поступаете с собственным сыном?

Казалось, Чжан Сынянь уснул, его голос был еле слышен:

— Пока мой сын не столкнётся с неудачей, он не получит урок.

Талант — это то, что не зависит ни от нас самих, ни от других. Всё дело в том, готовы небеса вознаградить человека или нет.

— Он не способен обучиться этому делу. Ты работаешь на него и знаешь его характер. — Старик снова приоткрыл веки, его слепой глаз помутнел. — Я могу помочь ему разбогатеть, но что будет, когда я умру? Я равноценно обменял маленькую курильницу на его вазу. Другие люди всучили бы ему более или менее сносный мусор, а он, как обычно, ничего бы не понял.

Отец способен поддержать сына и дать ему подняться на самый верх. Но если знать, что позже он неизбежно упадёт, то для него же будет лучше жить приземлённо.

Конечно, этот путь всегда был нелёгок. Мрачное выражение лица исчезло, сменившись двумя полосами слёз.

— Ты знаешь, как сильно воняет в коровнике? Я вот знаю... — у старика неожиданно перехватило дыхание, он разрыдался. Этот плач был пронизан отчаянием. — Старинная каллиграфия и картины, найденные ими в доме, были разбиты и сожжены. Я преградил им путь, и тогда конец палки был воткнут в мой глаз. Я боялся, боялся до дрожи в теле. И даже сейчас, просыпаясь посреди ночи, покрываюсь холодным потом от страха.

Вот почему он остался здесь, в этом разрушенном доме с двором, полным барахла. Став инвалидом, он растерял всё своё мужество и амбиции, больше не смел стремиться к богатству и только и мог, что тихонько запираться в комнате, охраняя дорогие своей памяти вещи.

Дин Ханьбай давно задавался вопросом, почему Чжан Сынянь так живёт, а когда наконец узнал, то почувствовал, что сердце будто полоснули ножом.

Он привёл всё в порядок, запер дверь во двор и помог Чжан Сыняню перейти в другую комнату. Ханьбай закрыл окно и выключил свет, но не ушёл, а сел на стул в дальней комнате и проговорил:

— Я побуду с вами, так что не бойтесь.

Он просидел так всю ночь и встретил рассвет, глядя через окна на восходящее солнце.

Ещё раз умывшись, в той же одежде, лишь распрямив складки, он направился в бюро по вопросам культурного наследия. В выходной все отдыхали, в офисе ему встретился только один работник. Дин Ханьбай поздоровался с ним и сел за свой стол, сжав губы, опустив глаза и не имея никакого желания болтать.

Через полчаса прислали утреннюю газету.

Ещё через полчаса уборщица, воспользовавшись отсутствием большинства сотрудников, распылила дезинфицирующее средство.

Вокруг витал резкий запах. Дин Ханьбай застыл и, казалось, вообще перестал дышать. Минуты шли за минутами, слышалось тиканье часов. Молодой человек достал листок и долгое время писал заявление об увольнении.

Увольняясь, он ничего не взял с собой, попросил уборщицу собрать вещи со стола и перечислил деньги коллегам на память о себе. Самым ценным здесь была подставка для кистей из белого нефрита с орнаментом в виде безрогого дракона. Изначально Дин Ханьбай забрал её из дома Чжан Сыняня, а сейчас положил под неё заявление об увольнении и оставил на столе Чжан Иня.

Дин Ханьбай уходил с лёгким сердцем, а выйдя наружу, посмотрел на кленовые лозы на стене здания.

Теперь он был свободен и желал пойти по другому пути, зарабатывая тем ремеслом, которое ему больше всего нравится.

С утра в гостиной кипела жизнь, Цзян Тинген принёс несколько коробок со свежими лунными пряниками*, которые Цзян Сюньчжу привёз из командировки. Вся семья собралась вместе отведать эти сладости, они болтали и дожидались времени завтрака. Однако Цзи Шенью среди них не было.

* Лунные пряники — китайская выпечка, которую традиционно готовят на праздник середины осени.

Вчера ночью Дин Ханьбай не вернулся домой, поэтому Шенью встал пораньше, чтобы проверить комнату товарища, но так и не увидел его.

Цзи Шенью слонялся по двору, размышляя о том, из-за чего старший не ночевал дома. Всю ночь работал сверхурочно? Вряд ли. Попал в ДТП? Тогда бы больница связалась с семьёй. В итоге он решил, что всё же произошло что-то плохое...

Дин Ханьбай ещё не знал, что из-за него переживают, и, вернувшись домой, сперва покормил рыбок в пруду, насвистывая себе под нос. Он проигнорировал веселящихся в гостиной родственников и не спеша возвращался к себе, чтобы помыться и переодеться.

Как только он вошёл под арку, столкнулся с выбегавшим оттуда Цзи Шенью:

— Чего бегаем?

Младший испуганно смотрел на него.

— Я шёл к воротам, чтобы подождать тебя там.

— И как успехи? — радостно поинтересовался Ханьбай.

Он расстегнул манжеты рукавов и направился в спальню, а за ним, словно хвостик, последовал Цзи Шенью.

— Шигэ, где ты был прошлой ночью? — вопрос Шенью прозвучал скорее требовательно, чем просто с любопытством. — Ты вообще спал?

Дин Ханьбай ответил не по существу:

— В понедельник я не пойду на работу.

Все в доме привыкли, что Ханьбай часто пропускает работу, поэтому Шенью продолжил допрос:

— Так всё же прошлой ночью что ты...

— Я больше никогда не буду ходить на работу, — перебил его старший товарищ.

Цзи Шенью скрёб ногтями по дверной раме, выпуская пар. Дин Ханьбай всего лишь внезапно уволился, а он-то думал, что вчера ночью правда что-то стряслось. Подросток пристально смотрел сначала на спину стоящего перед шкафом Дин Ханьбая, а потом на то, как старший приближается к нему.

— Чжэньчжу, — Дин Ханьбай так ласково позвал его, кажется, у него было хорошее настроение, — ты в последнее время очень послушный. Не сбегаешь больше с уроков?

Цзи Шенью и правда был послушным. Он всегда усердно учился, а до этого пропускал занятия только потому, что не мог делать несколько дел одновременно. В тот день, когда он передал Лян Хэчэну парные кольца, объяснил ему, что некоторое время будет занят, вырезая нефритовую курильницу и готовясь к промежуточным экзаменам. И пока не будет ни с кем общаться, в том числе навещать своего учителя.

Бедный Лян Хэчэн был расстроен, когда узнал, что Дин Ханьбай оказался Дин Ханьбаем, но ему пришлось переварить это самому. Потом он вспомнил, что учитель Цзи Шенью — Дин Яншоу. Оба ученика скрывали, что выбрали себе ещё по одному учителю, и, кроме того, учились друг у друга.

Сегодня старшим всё ещё было нужно «вербовать» себе в помощь младших.

У Лян Хэчэна от переживаний заболели лёгкие. Но в то же время он поражался, насколько сильно переплетены их судьбы.

Цзи Шенью ждал с тех самых пор, как проснулся, поэтому ему не хотелось больше томиться в ожидании. Он сидел на веранде и читал книгу, а когда устал, Дин Ханьбай как раз вышел из душа и направлялся обратно в комнату. После этого они оба собрались в передний двор позавтракать. Сев за стол, Дин Ханьбай первым делом схватил вонтоны*.

* Вонтоны — разновидность пельменей в китайской кухне.

Цзи Шенью легко держал миску. Человек, сидящий рядом с ним, на этот раз не дразнил его, поэтому он спокойно ел.

Пока все присутствующие лишь ели и не притрагивалась к алкоголю. Внезапно Дин Ханьбай заявил:

— Я уволился.

На мгновение воцарилась тишина, все застыли. Дин Ханьбай величественно огляделся вокруг и в конце концов остановил свой взор на Дин Яншоу.

— Папа, утром я сходил и написал заявление, — он повторил это ещё раз. А после объяснил отцу: — Меня не уволили, я сам ушёл.

Дин Яншоу невозмутимо спросил:

— И чем планируешь заниматься?

— В понедельник я пойду в лавку и буду лично всем заведовать, — ответил Ханьбай.

Разговаривая с отцом, он краем глаза увидел, как Дин Кейю многозначительно взглянул на Дин Эрхе, но тот не обратил на него внимания. Побеседовав и поев, некоторые прибрались и ушли. Комната, полная братьев, выглядела тесной.

Дин Ханьбай слегка пнул Дин Кейю.

— Не молчи. Есть какие-нибудь возражения против моего увольнения?

Дин Кейю заискивающе улыбнулся.

— Нет, просто мне жаль.

Дин Эрхе вмешался, сглаживая обстановку:

— Просто, работая в бюро по вопросам культурного наследия, ты получал много билетов на различные выставки. Поэтому и жалко, что в дальнейшем нам самим придётся их покупать. Не придавай этим словам особого значения.

Дин Ханьбаю было лень разбираться, что думают другие люди, уж лучше он вернётся в свою комнату и ляжет спать. Вот только он прихотлив. Хоть матрац удобный, постельное бельё чистое и комфортное, исходящий из курильницы аромат приятный и успокаивающий и вроде всё хорошо, однако какое-то постороннее жужжание не прекращалось и очень мешало.

Поворочавшись несколько раз, Дин Ханьбай выскочил из комнаты и, как был в тапочках, направился в мастерскую, чтобы найти виновника. Он уже стоял за дверью и собирался распахнуть её, но замер, прислушиваясь к негромкому пению.

Он догадался, что Цзи Шенью закончил гравировать и сейчас полирует.

Шенью же продолжал напевать янчжоускую песню о красоте природы, да так прочувствованно, будто прямо сейчас видел перед собой все эти прекрасные пейзажи.

Дин Ханьбай, скрестив ноги, сидел на лестнице веранды. Он прислонился спиной к опорному столбу, а плечами к перилам и отдыхал, закрыв глаза. Источник звуков находился совсем рядом, песня успокаивала.

Цзи Шенью, ничего не подозревая, продолжал тщательно полировать нефритовую курильницу. А янчжоускую песню пел потому, что думал о Цзи Фансю и хотел, чтобы тот увидел эту работу. Шенью прекрасно проводил время, развивая навыки, и ни о чём не беспокоился.

В какой-то момент шлифовальный станок остановился, и вслед за ним всё затихло. Сладкий сон Дин Ханьбая внезапно закончился. Он растерянно посмотрел на дверь мастерской и рефлекторно крикнул:

— Цзи Чжэньчжу, ты закончил полировать?

Цзи Шенью не ожидал, что снаружи кто-то есть, поэтому сказал:

— Входи!

Дин Ханьбай распахнул дверь. Вечерние лучи и свет от лампы смешались. Цзи Шенью сидел к нему спиной, вокруг него сверкала нефритовая крошка. Подойдя к товарищу со спины, Ханьбай увидел нефритовую курильницу с двумя ручками в форме бабочки, её ножки слегка поблескивали. Она была гладкой, зелёной и яркой.

Цзи Шенью оглянулся на него.

— Шигэ, красиво?

Дин Ханьбай вытер с его щёк нефритовую пыль.

— Иди позови моего отца. А заодно и всех братьев пригласи.

Цзи Шенью на мгновение опешил, а затем радостно улыбнулся и быстро выбежал из комнаты. Вернувшись, он держал за руку Дин Яншоу, следом за ним следовали трое братьев и любопытная Цзян Цайвэй.

Группа людей заполнила комнату, окружив рабочий стол. Все сосредоточили внимание на нефритовой курильнице с ручками в форме бабочки и тремя ножками. Цзи Шенью нервничал, поэтому отпустил руку Дин Яншоу и тихо подошёл к Дин Ханьбаю.

Он сам не понял этого, пока старший товарищ не сжал его плечо.

— Папа, как тебе? — спросил Ханьбай. По тону и выражению лица было ясно, что он спрашивает об очевидных вещах.

— А вы что думаете? — задал вопрос присутствующим Дин Яншоу.

Все молча смотрели на Дин Ханьбая и ждали его вердикта.

Цзян Цайвэй первая нарушила тишину:

— Я, конечно, не специалист, но мне она очень нравится. Если бы у меня были деньги, то обязательно бы купила эту прелесть.

Цзи Шенью от смущения опустил голову, а затем снова поднял и украдкой взглянул на Дин Ханьбая, желая услышать от него похвалу.

— Весной в лавке продали вазу с изображением сосны и журавля*, и мне кажется, что эта вещь может заменить её, — сказал Дин Ханьбай.

* Изображение сосны и журавля символизирует долголетие, поэтому часто предметы с таким рисунком дарят на китайский Новый год.

— Тогда завтра я отнесу её в лавку, — громко сообщил Дин Яншоу.

Лавка... Некоторое время все размышляли, а Цзи Шенью радостно схватил Дин Ханьбая за рукав, едва ли не обнимая его.

Остальные соученики хвалили его и просили совета, отчего у Цзи Шенью кружилась голова. Дин Ханьбай вышел вместе с отцом в светлый и просторный двор, где они решили откровенно поговорить.

— Сынок, в этот раз ты отдал первенство другому? — весело подколол Дин Яншоу. — Твоя сообразительность очень быстро повысилась. Да, ты стал подавать надежды.

Дин Ханьбай резко возразил:

— Поменьше сарказма, я всегда ставил общие интересы выше своих личных.

После того как все ушли, Цзи Шенью смазал маслом маленькую деревянную подставку. Затем открыл двери и окна, создавая сквозняк, чтобы проветрить комнату. Он был занят в течение долгого времени, а теперь наконец смог расслабиться и со спокойной душой пошёл повторять уроки.

* * *

Наутро Цзи Шенью проснулся и, даже не умыв лицо, побежал смотреть, высохла ли деревянная подставка.

Он застыл в дверном проёме. Рядом с маленькой подставкой было пусто, а нефритовая курильница, созданная ценой огромного труда, валялась на полу. Ручки-бабочки, ножки — всё было расколото на несколько частей... Как же это случилось?

Его разум на мгновение отключился. Не было времени размышлять, как и почему курильница разбилась. К счастью, Цзи Шенью мог её починить, но ему приходилось скрывать свои навыки реставрирования, поэтому оставалось лишь отложить работу на потом.

Из-за закрытой двери послышался голос Цзян Цайвэй, которая звала его на завтрак.

Цзи Шенью спокойно отозвался, запер дверь и пошёл мыться и переодеваться. После этого он как ни в чём не бывало отправился завтракать. Сев за стол, обвёл всех присутствующих грустным взглядом. Он боялся ненароком обидеть ни в чём не повинного человека.

— Учитель, — ровным тоном начал он, — деревянная подставка ещё не закончена, за эти два дня я доделаю её и уже потом отнесу в лавку, хорошо?

— Без проблем, делай как считаешь нужным, — ответил Дин Яншоу.

Цзи Шенью ненадолго успокоился и сосредоточился на еде. Он был таким голодным, что готов был проглотить палочки для еды, поэтому быстро опустошил тарелку. Ему не верилось, что курильница упала из-за дуновения ветра. Если кто-то по неосторожности разбил её, Шенью не станет его обвинять. Но если это было намеренно, то неужели в этом доме есть тот, кого ему следует остерегаться?

— Шенью, твой шигэ ещё не встал? — спросила его Цзян Шулиу. — Шенью?

— Ещё нет... — опомнившись, ответил тот.

Тем временем Дин Ханьбай проснулся. Он предположил, что маленькую деревянную подставку следует проветрить, и, больше не в силах ждать, быстрым шагом пошёл взглянуть на готовое изделие. Молодой человек открыл замок и от шока замер в дверях. Курильница разбита? Как такая прекрасная вещь могла быть сломана?!

Неважно, было это случайно или же специально, главное — работа, в которую было вложено столько сил и души, разрушена!

Дин Ханьбай изо всех сил подавил свой гнев. Курильница уже испорчена, разбираться в причинах он будет потом, а сейчас нужно решить, что делать. Вырезать ещё одну точно такую же не получится, лучше всего отремонтировать эту. И вдруг его осенило. Он вспомнил о талантливом ученике Лян Хэчэна.

Найдя старые газеты, он как следует завернул вещь, сложил её в картонную коробку и выбежал с маленького двора. Дин Ханьбай пулей домчался до переулка Мяоань. Он хотел ещё раз попросить об одолжении ученика Лян Хэчэна — починить нефритовую курильницу.

В это время Цзи Шенью наспех закончил завтрак и ушёл, желая всеми силами спасти своё изделие.

Он стремительно вбежал в мастерскую и ещё больше испугался: курильницы не было. Куда она пропала?!

Мало того, что она разбита, так её ещё и украли... У Цзи Шенью сердце будто огнём пылало. Ему казалось, что сами небеса обрушились.

—Примечания автора—

Дин Ханьбай: Жемчужинка, я помогу тебе!

Цзи Шенью: WTF?!

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: идёт перевод

http://tl.rulate.ru/book/48282/3031745