Готовый перевод Sui Yu Tou Zhu / Бусины из битого нефрита: Глава 31. Это же Дин Ханьбай!

Дин Ханьбая никогда не волновали проблемы других людей, это было впервые, когда он так тревожился. Примчавшись к переулку Мяоань, Ханьбай притормозил у его начала, ожидая, когда выйдет Лян Хэчэн.

Конечно, молодой человек мог постучать в двери, но Лян Хэчэн в первую их встречу умышленно скрыл информацию о себе. Поэтому волей-неволей пришлось поставить себя на место другой стороны.

Дин Ханьбай мучительно ждал. Он чуял запах чего-то жареного из ларька и слушал перепалку соседей, стоящих к этому ларьку в очереди. Проходящий мимо человек средних лет приблизился к нему, чтобы спросить дорогу.

Начав разговор, прохожий вручил ему сигарету. Дин Ханьбай принял её, и собеседник в благодарность за указанный маршрут эту сигарету зажёг.

Дин Ханьбай не курил, а лишь смотрел, как от кончиков пальцев медленно струится дым. Он затянулся — было пресно и безвкусно, а на выдохе чувствовалась горечь никотина. Дин Ханьбай рассматривал переулок, делая одну затяжку за другой. Так он и выкурил свою первую в жизни сигарету.

Непонятно, правда ли, что сигареты и алкоголь могут уменьшить тревогу и тоску, но они точно на короткое время помогут расслабиться и развеять скуку.*

* Алкоголь и табачные изделия вредят вашему здоровью и не помогут решить никакие проблемы. Чтобы избавиться от тревог и скуки, лучше почитайте эту замечательную новеллу или любой другой проект от «Эйфории»!

Прождав долгое время, Дин Ханьбай наконец-таки увидел силуэт старика, еле державшегося на ногах. Становилось понятно, что жить ему осталось не много.

Это был Лян Хэчэн. Он страдал от болезни и, в отличие от других стариков, которые рано вставали, всегда долго валялся в кровати, прежде чем встать.

Дин Ханьбай ясно видел, как тот покупал соевое молоко, наливая его в большую чашу. Она была покрыта белой глазурью и с открытым верхом. Ханьбай понял, что чаша эта явно времён Цзяцзин*, и про себя посчитал её чертовски красивой.

* Цзяцзин — девиз правления минского императора Чжу Шицзуна, 1522–1566 гг.

Он с большой неохотой выбрался из машины, подошёл к Лян Хэчэну и, прежде чем тот успел удивиться, оплатил покупку.

— Учитель Лян, извините, что побеспокоил вас, но я, честно, не нашёл других вариантов, — тихо сказал юноша. — Здесь у меня одна очень важная вещь сломалась, я хотел попросить помощи в починке у вашего ученика.

Лян Хэчэн уже знал, что Дин Ханьбай является старшим соучеником Цзи Шенью, поэтому, забыв о своих делах, тут же позвал его к себе домой. Пока они шли, он раздумывал: Дин Ханьбай пришёл, чтобы попросить о помощи, а это значит, что он до сих пор не знает правды о Цзи Шенью.

Его ученик старательно всё скрывает, так что Лян Хэчэну, как его учителю, будет нечестно того разоблачать. Вот и остаётся прикидываться дурачком.

Войдя в комнату, Дин Ханьбай без лишних церемоний открыл коробку, вытащил разбитую нефритовую курильницу, чётко и кратко разъяснив цель визита. Лян Хэчэн взглянул на искусно вырезанную работу и спросил:

— Ты сделал?

— Мой младший соученик.

Лян Хэчэн сильно разволновался, вспомнив, как Цзи Шенью говорил, что очень занят вырезанием нефритовой курильницы. Повисло молчание. Дин Ханьбай решил, что Лян Хэчэн колеблется, и поспешил объяснить:

— Учитель Лян, я не прошу вас помочь мне просто так. Эту вещь сделал мой младший соученик, отказавшись от сна и еды*, поэтому она очень важна. Если вам что-либо понадобится в будущем, то смело можете прийти ко мне.

* Выражение, означающее «неустанно трудиться, отдавать все силы работе».

Лян Хэчэн, не сдержавшись, произнёс:

— У тебя и твоего младшего соученика такие хорошие отношения.

Губы Дин Ханьбая мгновенно сжались в тонкую линию, он отвёл взгляд в сторону. По выражению его лица казалось, будто он совершенно не желал признавать данное обстоятельство, так что, пожалуй, это щекотливая тема. Сложно сказать. Он сам не осознавал, насколько глубоки его чувства, и из-за путаницы в мыслях не мог в этом разобраться.

Попросив об одолжении, Дин Ханьбай несколько раз поблагодарил, после чего собрался уходить. Лян Хэчэн внезапно окликнул его:

— Как ты узнал, где я живу?

— Я поступил как подлый человек, проследил ваш путь, — честно признался Дин Ханьбай.

«Подлый человек» был открытым и великодушным, отчего Лян Хэчэн улыбнулся, но попросил больше его не преследовать, а спрашивать его самого.

— Отплати мне той же монетой, скажи, где ты живёшь?

У меня нет телефона. Если появятся вопросы или проблемы, как мне тебя найти?

Дин Ханьбай тут же сообщил, что его дом находится возле остановки «Императорское озеро» на улице Шаэр, самый большой дом на ней как раз и принадлежит семье Дин.

Попрощавшись, он ушёл. Ранее молодой человек толком не рассмотрел дом, но, выйдя во двор, случайно взглянул на него и неожиданно почувствовал, что те несколько растений в горшках он уже где-то видел.

В этом мире случается много нехороших вещей, и разбираться с ними лучше своевременно. Дин Ханьбай возвращался домой, сняв с души тяжёлый камень.

В доме всё было как обычно. Он пропустил время завтрака, поэтому направился на кухню найти чего-нибудь поесть. Суп оказался вкусным, однако лицо Ханьбая становилось всё мрачнее и мрачнее. Да, проблема на время разрешилась, но теперь он размышлял, кто её устроил.

Дин Ханьбай, придав себе невозмутимый вид, вернулся в маленький дворик и, пройдя через арку, столкнулся с явно нервничающим человеком. Глаза Цзи Шенью в одно мгновение посветлели, губы сильно сжались, — казалось, что вот-вот польются слёзы.

Он не находил себе места с самого утра, с тех пор, как пропала нефритовая курильница. Сначала Шенью стоял в оцепенении в южной комнате, потом расхаживал по двору, а после бродил по северной части дома. Курильница сломана, он смирился с этим и надеялся её починить, но она, видимо, отрастила крылья и улетела. Что ему теперь делать?

Цзи Шенью никому не доверял, решившись рассказать только Дин Ханьбаю, и до сего момента тихо ждал его появления. Он едва сдерживал себя, чтобы не наброситься на товарища.

— Шигэ, — он крепко схватил руку Дин Ханьбая, губы его дрожали. — Когда я проснулся, то пошёл в южную комнату... и обнаружил, что нефритовая курильница разбита.

— Так ты уже знал? — удивился Дин Ханьбай.

Шенью, не обращая внимания, продолжил:

— Я не сказал об этом учителю. Когда я вновь вернулся после завтрака, нефритовая курильница пропала! Она была сломана не полностью, кто же её украл?..

Цзи Шенью не мог скрыть страх, что ярко выражалось в его словах. Дин Ханьбай взял его за плечи и утешающе произнёс:

— Не волнуйся, это я взял её. — Пройдя в комнату, он начал объяснять: — Встав, я обнаружил курильницу разбитой, поэтому немедленно упаковал и ушёл. Я верну её тебе, как только её починят.

Позже он добавил:

— Расслабься, не суетись.

Цзи Шенью уставился на Дин Ханьбая.

— «Ушёл»? — он был ещё более испуган. — «Починят»?

Дин Ханьбай внезапно отдал нефритовую курильницу другому человеку. Кому? И сможет ли он её отремонтировать?

— Ранее я тебе говорил, что есть один крайне талантливый ученик, я попросил его об услуге.

Тревога Цзи Шенью не уменьшилась, в душе зародилось множество разных чувств, которые заполнили каждый участок тела. Он вырвался из объятий Дин Ханьбая и серьёзно посмотрел на него.

— Ты говоришь о том человеке, который в свои семнадцать лет хорош настолько, что заслужил твоё восхищение?

— Да. Не волнуйся, он обязательно поможет починить.

Цзи Шенью в сердцах выдал:

— С какой стати ты отдаёшь мою вещь другому человеку? Мне это было не нужно! — он редко терял самообладание, но сейчас в его глазах читалась настоящая злость. — Может, мне ещё нужно поблагодарить за ремонт? Интересно, ты действительно помогал мне с починкой нефритовой курильницы... или забрал её, чтобы сблизиться с тем человеком?!

Дин Ханьбай шокированно смотрел на младшего. Он думал, что тот начнёт благодарить его, представлял, как Цзи Шенью будет видеть в нём спасителя. Но как он мог предположить, что младший, наоборот, разозлится?!

— Не понимаю, — раздражённо прорычал Дин Ханьбай. — Я спешил к нему с улыбкой на лице, словно внук, бегущий к дедушке, и, чёрт, ради кого?!

Цзи Шенью без сожалений и страха произнёс:

— А я не просил улыбаться! — Он и представить не мог, что Дин Ханьбай будет заботиться о другом человеке. Он же такой бессердечный, чаще всего смотрит на всех свысока, так с чего Дин Ханьбаю улыбаться «тому человеку»?

«Талантливый»? Неужели он круче Дин Яншоу?!

Что задумал Дин Ханьбай, у которого были и деньги, и навыки?

Цзи Шенью был в растерянности. Если план Дин Ханьбая заключался в том, чтобы познакомиться с тем человеком, расположить к себе, а затем сблизиться, то что это значило? А это значило, что Дин Ханьбай по-прежнему не признаёт своих младших соучеников. Цзи Шенью был хмур, недоволен и возмущён. Если Дин Ханьбаю безразличны другие, то почему ему самому нельзя так поступать?

Тот камень, на котором они вырезали Млечный Путь, та печать с розами... Шенью думал, что он в глазах старшего другой, особенный.

Устроив большую ссору, Дин Ханьбай завершил её словами: «Дарёному коню в зубы не смотрят». Две двери по соседству захлопнулись со злостью и печалью. А вскоре полил дождь — будто сами небеса волновались за них.

Цзи Шенью с головой погрузился в домашнюю работу. Записывая решение, он путался в словах, поэтому в конце концов сдался и равнодушно положил голову на руки.

Дин Ханьбаю тоже было непросто, он лежал на кровати и листал книгу, но даже не понимал, что держит её вверх ногами.

Было тяжело ждать, как будто кто первым откроет дверь, тот и проиграл, поэтому они оба упрямо сидели в своих комнатах. Дождь продолжал стучать снаружи. И лишь к концу вечера их всё-таки вытащила из спален Цзян Цайвэй.

В гостиной поставили большой медный хого* с множеством сезонных овощей и мясом ягнёнка. Дин Ханьбай опередил младшего товарища и вошёл в комнату с высокомерным видом. Быстро сев за стол, он принялся размешивать кунжутное масло в своей тарелке.

* Хого — китайский прибор, представляющий собой гибрид самовара и кастрюли, в котором варят мясо и овощи, имеет два дна и встроенную печь для разогрева.

Цзи Шенью закатал рукава, чтобы помочь. Из жёлтого глазурованного кувшина достал несколько головок маринованного чеснока и начал очищать каждый зубчик. Все заняли свои места. Он сидел рядом с Дин Ханьбаем, рукой через одежду касаясь его и нагревая этот участок кожи.

Бульон закипел, и в него добавили ягнятину. Вся семья с нетерпением принялась за еду. Периферийное зрение Дин Ханьбая всегда было хорошим, он ясно видел, что у Дин Кейю нет аппетита, а потому сказал:

— Брат, иди на кухню и нарежь на кусочки желе из боярышника, хочу чего-нибудь жирненького.

Дин Кейю с удвоенным аппетитом налёг на еду.

— Ты же только что его ел... Поешь теперь немного овощей.

— Сказал идти — значит, иди. Ещё смеешь не слушаться меня? — злобно проговорил Дин Ханьбай.

Дин Кейю ушёл, нарезал желе на кусочки и сразу же поставил их перед старшим братом, покосившись при этом на его соседа слева. За столом шла оживлённая беседа, все помогали друг другу, передавая еду. Цзи Шенью сидел тихо, долгое время пытаясь дотянуться палочками до желе. Оно было скорее кислым, чем сладким, поэтому он взял ещё один кусочек. Его аппетит немного улучшился.

Примерно через пятнадцать минут в хого закончилось мясо, и Дин Ханьбай взял тарелку с бараниной, чтобы взять оттуда добавку. Он встал, но внезапно, словно ему было тяжело держать, выронил её.

Тарелка упала на пол с оглушительным звоном. Осколки разлетелись в разные стороны, звук удара испугал всех за столом. Дин Яншоу сделал ему выговор за неосторожность, а Цзян Шулиу прикрыла сердце рукой, чтобы успокоиться. Дин Ханьбай сел, не испытывая ни капли стыда.

— Поскольку баранину больше есть нельзя, тогда давайте приготовим редьку. Редька не может ждать.

— О чём ты? На кухне ещё есть две тарелки баранины, сходи и принеси их, — сказала Цзян Шулиу.

— Есть ещё баранина? — удивился Ханьбай. — Разве не требуется время, чтобы подать её? Правда не хотите сварить редьку?

— Почему ты ведёшь себя так, будто выпил лишнего? — начал Дин Яншоу. — Ты съел ещё мало мяса, редьку поешь позже.

Дин Ханьбай повернулся к Цзи Шенью и попросил принести баранины. Тот взглянул на него, встал и ушёл на кухню. Дин Ханьбай отложил палочки для еды и сказал:

— Для хого лучше всего, конечно же, баранина. Даже если так не терпится поесть редьки, что разбиваешь тарелку с бараниной, в итоге это бесполезно, так как приходится ждать.

Его красочная и эмоциональная речь привлекла внимание всех сидящих.

— Что это значит? — снова хладнокровно и спокойно продолжил он. — А то, что уничтожение чужих заслуг едва ли поможет самому себе реализоваться. Если действительно хотите причинить вред другим ради собственной выгоды, то сначала оцените свой собственный вес.

Стояла мёртвая тишина, слышно было только кипение бульона. Но Дин Ханьбай ещё не закончил. Он взял кусочек сырой редьки, прожевал и проглотил её.

— Поначалу это довольно вкусно, но вот послевкусие... Фу, гадко!

На этот раз он не положил палочки, а бросил их.

Цзи Шенью нёс баранину, но застыл в дверях кухни, слушая, как Дин Ханьбай завуалированно ругается. Дин Яншоу спросил у сына, не сошёл ли он с ума, но Ханьбай ответил, что те, кому надо понять, понимают. После чего как ни в чём не бывало ушёл.

Неизвестно, понял преступник или нет, но Цзи Шенью понял. Он не ожидал, что Дин Ханьбай ради него поднимет такую шумиху.

Еда в хого была восхитительной, и в конечном итоге трапеза завершилась. Цзи Шенью помог убраться, спрятался на кухне, зачерпнул ещё одну миску бульона и сварил порцию лапши с овощами и ветчиной. Он вернулся в маленький дворик и оставил лапшу на веранде.

Дин Ханьбай прислонился к изголовью кровати, наблюдая, как открывается полуприкрытая дверь. Цзи Шенью вошёл, подражая своему старшему.

— Шигэ, я хочу показать тебе фокус.

— Не хочу! — раздражённо изрёк Ханьбай.

Цзи Шенью сконфуженно взялся за дверь, и в голову ему пришёл отличный ответ:

— Если не хочешь смотреть, то просто закрой глаза.

Дин Ханьбай, не найдясь, что сказать, повернул голову в сторону. Тогда Цзи Шенью принёс тарелку ароматной горячей лапши и поставил её на прикроватную тумбочку.

— Зачем ты приготовил для меня лапшу? — упорствовал Дин Ханьбай. — Ради чего? Хочешь помириться?

Цзи Шенью не надеялся на примирение, лишь подумал, что старший не наелся.

Молчание раздражало Дин Ханьбая, он потянул собеседника к себе.

— Признай свою ошибку и послушно скажи: «Шигэ, я знаю, что ошибся, пожалуйста, прости меня». Приготовить тарелку лапши недостаточно. Даже свари ты фотиаоцян*, этого всё равно будет мало!

* Фотиаоцян (другие названия: «Будда перепрыгивает через стену», «Искушение Будды») — суп фуцзяньской кухни, считается деликатесом, так как ингредиенты для него очень дорогие.

Цзи Шенью склонился над кроватью. Сейчас стало очевидным, что рассерженный Дин Ханьбай и Дин Ханьбай, вышедший из себя за обедом, — один человек. Ранее он разозлился, а теперь вымещал свой гнев.

Цзи Шенью со всем послушанием произнёс:

— Шигэ, я знаю, что ошибся, пожалуйста, прости меня.

Рука, сжимающая плечо, внезапно ослабла. Дин Ханьбай отпустил его, отвернулся, его уши неожиданно покраснели.

Цзи Шенью отошёл от него и, прежде чем уйти, открыл окно.

— Кто просил тебя открывать окно? — удивлённо спросил Дин Ханьбай.

— Я увидел, что у тебя уши покраснели, подумал, тебе жарко, — ответил Цзи Шенью.

Теперь у Дин Ханьбая и лицо залило краской.

— А тебя волнует, жарко мне или нет? Уходи!

Цзи Шенью немедленно вышел за дверь, потоптался на месте, притворяясь, что далеко ушёл, а после задержал дыхание и прислушался, как из комнаты раздаются звуки поедания лапши. Он очень сильно устал и вернулся в свою комнату, гадая, когда же к нему вернётся нефритовая курильница и помирится ли он с Дин Ханьбаем.

Ночью шёл дождь и дул ветер, отчего на некоторых деревьях поломались ветки.

Дин Ханьбаю больше не нужно было идти в бюро управления по вопросам культурного наследия, поэтому он повёз Дин Яншоу в лавку.

Цзи Шенью же отправился на учёбу. Сегодня у него состоялся промежуточный экзамен, поэтому занятия закончились раньше.

Когда после экзамена он вышел из школы, Лян Хэчэн ждал его с зонтиком в руках.

— Учитель? — забрался под зонтик юноша. — Идёт дождь, зачем вы пришли?

Лян Хэчэн не стал придумывать отговорки:

— Пойдём ко мне, тогда и узнаешь.

Цзи Шенью ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. На самом деле он был не в настроении что-либо делать. Пока нефритовая курильница не вернётся к нему, он будет волноваться.

Войдя в переулок, Лян Хэчэн сказал:

— Ученик Чжан Сыняня принёс мне одну сломанную вещь и попросил тебя починить её.

— Почему опять он? Считает себя барином? — завозмущался Цзи Шенью.

Они открыли входную дверь, рядом с которой вовсю цвели горшочные растения. Зашли внутрь. На столе лежал узелок из старой тёмной одежды. Лян Хэчэн произнёс:

— Эта вещь сделана его младшим соучеником. Для него она очень важна, поэтому я и согласился.

Цзи Шенью не на шутку разозлился.

— Да этот... Сегодня он просит починить вещь его шиди, а завтра явится для того, чтобы я отремонтировал украшение его жены?..

Лян Хэчэн размотал узелок, из которого показалась разбитая нефритовая курильница с ручками в форме бабочки и тремя ножками. Звуки дождя не умолкали, слова застряли у Цзи Шенью в горле, а сознание отключилось. Его мысли превратились в беспорядочный бескрайний океан.

Знаток в резьбе, ученик Чжан Сыняня, нефритовая курильница... Дин Ханьбай, это же Дин Ханьбай!

— Его младший соученик — ты, а вот кто его жена, мне неизвестно, — констатировал Лян Хэчэн.

Цзи Шенью плюхнулся на рядом стоящий стул, пребывая в полном шоке.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: идёт перевод

http://tl.rulate.ru/book/48282/3039425