Готовый перевод Sui Yu Tou Zhu / Бусины из битого нефрита: Глава 41. Неизвестный художник Дин Ханьбай

Свет просачивался сквозь резные двери, ещё больше подчёркивая уверенную и смелую улыбку Дин Ханьбая. Он стиснул Цзи Шенью прямо через ткань одеяла и, отказываясь уйти, принял твёрдое решение получить свою сладкую награду.

Цзи Шенью вдобавок к одеялу всё ещё держал пакет со снеками, так что у него даже не хватило сил разозлиться.

— Перестань дразнить меня, — он мог сказать только это, что, естественно, оказалось бесполезно. — Я готов поливать цветы, стирать одежду и делать всё, что ты захочешь, а ты оставь меня в покое.

Дин Ханьбай не успел ответить, как послышалось цоканье каблуков: это Цзян Цайвэй пришла позвать их к столу. Он почувствовал, как напряглось тело Цзи Шенью, и настойчиво переспросил:

— Ты не согласен? Тогда я позову тётю. Я не боюсь, если другие узнают.

Цзи Шенью в растерянности замотал головой и зажал рукой рот Дин Ханьбая. Когда ладонь легонько коснулась чужих губ, он снова оказался в трудном положении. Цзян Цайвэй недоумённо крикнула:

— Вы тут?

Цзи Шенью, скрипя про себя зубами, произнёс:

— Тётя, я положу книги в портфель и сразу же приду.

— А Ханьбай? Зять сказал, что он ещё утром ушёл из лавки.

Освободив рот, Дин Ханьбай ответил:

— Я помогу ему собраться, вместе придём, — снова опустив голову, он увидел, как одеяло медленно выскальзывает на пол из ослабевших рук Цзи Шенью. Ханьбай подхватил его, накрыл их обоих и сказал: — Я целый день караулил возле школы.

Нанося решающий удар по моральному духу товарища, он добавил:

— Боялся, что снова произойдёт землетрясение и ты не сможешь выбежать.

Сердце Цзи Шенью сжалось. Был ли он тронут? Конечно. Счастлив? Настолько, что даже хотел в этой кромешной тьме под одеялом крепко обнять Дин Ханьбая. Но он не мог согласиться. После того, как вскрылась симпатия старшего, Шенью не нашёл другого выхода, кроме как избегать своего шигэ.

Дин Ханьбай прижался к нему теснее:

— Ты пытаешься замучить меня до смерти? День ото дня оказываешь отчаянное сопротивление, неужели ты не можешь послушно сдаться? — он коснулся руки Цзи Шенью, отбросил в сторону пакет и приложил захваченную в плен ладонь к своей щеке. — Поцелуй меня. Можешь считать, что я тебя вынудил. Это не будет значить, что я тебе нравлюсь. Или всё ещё не согласен?

Душно... Цзи Шенью было трудно дышать. Его сердце бешено колотилось. Он действительно собирается поцеловать Дин Ханьбая? Можно ли? И что будет после этого поцелуя?

Словно одержимый, Шенью наклонился вперёд, сжал щёки Дин Ханьбая, а затем легко и быстро — будто курочка клюнула зёрнышко — поцеловал. Снеки разлетелись повсюду: ириски, шоколадки, тёртая редька... Внезапно его с силой обхватили, а к губам обжигающе прижались прежде, чем он успел хоть как-то среагировать. Дин Ханьбай, словно до смерти оголодавший, пожирал его.

Шенью повёлся на этот трюк, как кролик, наткнувшийся на дерево. Кролику* было больно, но объятия, в которых он оказался, ошеломляли своим теплом.

* Интересное замечание: кролик в китайском жаргоне также означает гея, хе-хе.

Дин Ханьбай вёл себя совершенно бесстыдно, удерживая Цзи Шенью и грубо требуя продолжения. Когда их губы впервые мягко соединились, у него онемели кончики пальцев. Сейчас же все его органы сковало от абсолютного восторга. Злаковый батончик был очень сладким, и губы Цзи Шенью повторяли эту сладость. Ханьбай медленно, тягуче облизнул их и, раскрывая белые зубы юноши, дразняще провёл по ним языком.

Старший рукой сжимал затылок младшего и беспорядочно целовал... Только спустя долгое время он заметил, что Цзи Шенью не сопротивляется.

— Чжэньчжу... — тяжело задышал Дин Ханьбай. — Почему не отталкиваешь меня?

Окончательно запутавшись в клубке собственных противоречивых эмоций, Шенью изо всех сил начал руками хлестать старшего по плечам. Ну кто заставлял его задавать такой провокационный вопрос? Не лучше ли было расслабиться и молча следовать порыву?

Ко всему прочему, Дин Ханьбай ещё и хулиганил, крепко обнимая младшего и поддразнивая его. Наконец одеяло соскользнуло. Дуновение холодного ветра из-под сломанной двери показалось горячим, как раскалённое железо, и не смогло остудить болезненный жар их тел.

Дин Ханьбай достал шоколадную конфету, развернул золотую обёртку и протянул сладкий квадратик к губам Цзи Шенью, угощая. Он был напорист, когда целовался, но так трепетно осторожен сейчас.

— Неважно, конфеты или шоколад, — отныне ты будешь есть только то, что я тебе дам, я об этом позабочусь.

Цзи Шенью, держа за щекой шоколадную конфетку, пошёл есть. Его губы припухли, взгляд остекленел, а тот мерзавец ещё и прижался под столом к его лодыжке.

Вечером домочадцы за просмотром телевизора решили наколоть грецких орехов. Дин Ханьбая всегда раздражало, когда дело продвигалось медленно, поэтому он сам взял пригоршню и раскалывал скорлупу в руке — один орех за другим. В их ремесле нельзя недооценивать силу рук. Мозолистые кончики пальцев не чувствовали боли, поэтому весьма быстро отделили спелые ядра, наполнив тарелки.

— Где Шенью? — спросил Дин Яншоу. — Учёба требует много сил, надо позвать его поесть грецких орехов, чтобы тонизировать мозг.

Цзи Шенью не осмеливался показаться на глаза учителю и тётушке, которые могли его убить, и решил лучше улизнуть. Дин Ханьбай сказал:

— Экзамены перенесли на более ранний срок. Должно быть, занят повторением.

Но не забыл отложить несколько тарелок с орехами для младшего.

* * *

Настали выходные. У Цзян Тингена закончились экзамены, и он, как обычно в каникулы, пришёл в гости развлекаться. Пятеро учеников собрались в мастерской. На рабочем столе лежали камни. У всех, кроме Дин Ханьбая, были материалы, и юноши уже хотели начать обсуждать, как и что вырезать.

— В этот раз я неплохо сдал экзамены, папа дал мне карманные деньги, — прошептал Цзян Тинген.

— А я снова занял первое место на экзаменах, учитель был очень счастлив, — поделился своей радостью Цзи Шенью.

В тот же миг хорошего расположения духа у Цзян Тингена поубавилось: всегда есть кто-то, кто лучше тебя. Но потом он вспомнил, что у Цзи Шенью было мало карманных денег, и его настроение снова улучшилось.

— Как насчёт сходить ко мне домой и почитать книгу? — его голос был таинственным, как у секретного агента. — Я угощал одноклассника, чтобы её позаимствовать. Вместе почитаем.

Цзи Шенью, услышав про книгу, очень заинтересовался и спросил:

— А ты не можешь её сюда принести? Не будет ли это невежливо, если я внезапно приду к тебе домой?

В это время сбоку приблизился Дин Кейю и едко заметил:

— Глупый шиди, думаешь, вы будете читать «Революционные стихи», а? Это книга с картинками, которую он не осмелится вынести.

Эти двое разгорячённо болтали, а Цзи Шенью, зажатый между ними, слушал их спор. Голоса постепенно становились громче, но стоило Дин Ханьбаю нахмурить брови и одёрнуть братьев, как они тут же уселись.

— Так много пустой болтовни — видимо, вам плевать на наш бизнес, — сказал он. — Кейю, что ты будешь вырезать?

Сейчас он был больше похож на учителя, чем на шигэ. Спрашивая одного за другим, Дин Ханьбай язвительно насмехался над их выбором. Однако, когда очередь дошла до последнего, пятого ученика, вопрос прозвучал ласково:

— Шенью, а ты?

— Я всё могу, ты реши за меня, — он помнил, что должен состарить вещи для Дин Ханьбая, поэтому проще не добавлять себе хлопот и позволить ему стать главным. Но когда эти слова дошли до слуха Дин Ханьбая, смысл изменился до неузнаваемости: теперь старший размышлял, насколько они полагаются и доверяют друг другу, фантазировал, какая счастливая жизнь их ждёт.

После обсуждения собрание завершилось. Пять человек с материалами направились в три лавки «Резьба по нефриту», чтобы поработать там. Цзи Шенью всю дорогу жался к Цзян Тингену, как будто отыскал причину держаться подальше от Дин Ханьбая. Цзян Тинген же видел пугающее выражение лица старшего брата, но ещё не догадывался, что стал живой мишенью.

Дин Ханьбай сидел в торговом зале и лично всем распоряжался. Он уже давно закончил обработку двух своих камней, и новая мозоль на подушечке пальца была тому доказательством.

Цзи Шенью и Цзян Тинген усердно работали в мастерской — создавали эскиз. Цзи Шенью весьма сблизился с членами этой семьи и великодушно был готов обучать их «уникальному искусству Цзи». Однако Цзян Тинген долгое время не мог усвоить основ, поэтому обвинил Шенью в том, что тот плохо учит.

— Шигэ давно бы всё понял, это ты дурак, — сорвалось с языка у Шенью.

Цзян Тинген затаил дыхание:

— Чушь! Если я буду так же хорош, как и шигэ, отец не только даст мне карманных денег, но и переоформит на меня дом, — договорив, он решил уязвить товарища в больное место: — У тебя в Янчжоу ведь нет никакой собственности, не так ли? В будущем тебе самому придётся покупать дом. Я предлагаю тебе стать примаком.

— Как насчёт того, чтобы я стал примаком семьи Цзян? — преспокойно поддел его Цзи Шенью.

Цзян Тинген — единственный ребёнок в семье. Оставалась, правда, ещё Цзян Цайвэй, но она уже взрослая. Не может же этот человек стать его дядей, так?! Методом исключения Тинген пришёл к тому, что не состоящим в браке остался лишь он сам. Подумав ещё раз, он «прозрел»: Цзи Шенью находился в плохих отношениях с Эрхе и Кейю и только с ним он был близок...

Дин Ханьбай как раз приветствовал покупателей, как вдруг увидел вбегающего с криками Цзян Тингена. Невозмутимо сделав младшему замечание, он вернулся к работе.

Когда клиенты ушли, Цзян Тинген бросился к нему и вцепился как клещ, отчего Ханьбаю стало гадко.

— Брат! Цзи Чжэньчжу с приветом! — Цзян Тинген дрожал и покрывался мурашками. — Ему... ему нравятся парни.

Голос был слишком тихим, Дин Ханьбай подумал, что ослышался, и поспешил уточнить:

— Это он сам проговорился? А что ещё сказал?

Неожиданно у Цзян Тингена сделалось печальное выражение лица. Он наклонился к уху старшего брата, едва не плача:

— О-он заинтересован во мне. И к тому же хочет на мне жениться.

Дин Ханьбай в раздражении отбросил его руку:

— Да ёб твою мать через колено!..

Ханьбай поражённо уставился в заднюю часть торгового зала, словно там возникло привидение. Если б это была шутка, то Цзи Шенью давно бы выбежал и всё объяснил. Но в лавке царило полнейшее спокойствие, так что молодой человек не был уверен, что маленький южный варвар шутил! В его душе поднялась волна возмущения и злости: он, Дин Ханьбай, ухаживал за ним без единого намёка на взаимность, и тут предмет его нежных чувств, переметнувшись, стал флиртовать с этим дураком!

На самом деле Цзи Шенью был несправедливо обвинён. Он и правда собирался выйти и всё объяснить, но когда Цзян Тинген выбегал, то едва не уронил одну шкатулку. Заглянув в неё из любопытства, юноша неожиданно обнаружил вырезанную Дин Ханьбаем печать: дракон, окружённый облаками. Печать была небольшого размера, но на ней использовались аж три разные техники гравировки, а детали вырезаны бесподобно точно и аккуратно. Искусная работа.

Он так залюбовался, что обо всём забыл и даже не догадывался, что Дин Ханьбай неподалёку дымится от злости.

Когда стемнело и лавка закрылась, Дин Ханьбай выпустил из-под надзора крайне замученного Цзян Тингена и отправился в мастерскую ловить другого своего подопечного. Едва он вошёл, как наткнулся на счастливую улыбку Цзи Шенью. У этого парня ещё хватало совести улыбаться?!

Цзи Шенью отложил работу и взял в обе руки ту шкатулку.

— Сегодня вечером я поработаю над ней для тебя.

— Кто разрешал тебе её трогать?

— Я ненароком увидел: это действительно очень красиво, — он аккуратно, словно сокровище, положил печать в шкатулку, прибрал поверхность стола и подошёл к товарищу. — Когда ты вырезал её, почему не позвал меня посмотреть? Боялся, что я перейму опыт у учителя?

Дин Ханьбай про себя подумал: «Сейчас я боюсь, что ты переймёшь совершенно иной опыт у кое-кого другого!»

* * *

Этим же вечером Цзи Шенью собирал вещи, нужные для работы, а Дин Ханьбай, всё ещё не остыв, чинил сломанную дверь, закатав рукава. Работать молча было выше его сил, и он не удержался от горького комментария:

— Зачем чинить? Эта дыра останется тебе напоминанием, что хоть перед лицом опасности супруги* всё ещё действуют сами по себе, но тем не менее кое-кто рискнул жизнью, чтобы спасти тебя.

* Под супругами Дин Ханьбай имеет в виду себя и Цзи Шенью.

Не дождавшись ответа, Ханьбай повернулся и увидел, как Цзи Шенью с величайшей осторожностью разводит техническую микстуру. Молодой человек продолжил починку. Теперь он держал во рту несколько длинных гвоздей и поочерёдно заколачивал их в нужные места. Дверь пока не пропускает ветер, и ладно.

Едва закончив возиться с дверью, старший закрыл её и запер на замок — всё одним махом.

Дин Ханьбай медленно подошёл к столу, присел рядом с товарищем, понюхал баночку и зажал нос от ударившего в лицо едкого запаха.

— Олух царя небесного, ты почему не надел маску?! — прохрипел он. — Если и дальше продолжишь дышать этим, что будет с твоими лёгкими?

Цзи Шенью воспользовался случаем и сказал:

— У учителя Лян рак лёгких.

Услышав это, Дин Ханьбай вскочил, будто старый ипохондрик: ему так и хотелось упереть руки в боки, разразившись воззваниями и предупреждениями. Он бросился в свою комнату, перевернул там всё вверх дном, но так и не нашёл маску. В итоге взял кашемировый шарф, вернулся обратно и обернул им лицо Цзи Шенью. Намотанный крепко, шарф полностью скрыл белоснежные зубы, из-за чего глаза стали казаться ещё ярче.

Цзи Шенью сдавленно проговорил через ткань:

— Иди, нечего меня караулить.

Это указание не возымело ни малейшего эффекта на Дин Ханьбая: он не то что не ушёл, напротив, придвинул стул ещё ближе.

— Я должен увидеть, как ты это делаешь, — говоря, он пристально смотрел на младшего, и не было похоже, чтобы он лгал. — Это относится к категории того, что ты делаешь дополнительно, и будет компенсировано тебе карманными деньгами. Сумму определю в соответствии с усилиями, которые ты затратишь.

— Цзян Тинген теперь знает, как это трудно.

Удобная причина, чтобы упомянуть этого идиота. Дин Ханьбай вспомнил абсурдность дня и снова молча надулся. Цзи Шенью был таким сосредоточенным, что до конца работы ничего не замечал.

— Нужно высушить в тени, а после будет ещё четыре этапа обработки, — он повернулся и встретился с хмурым выражением лица Дин Ханьбая. — Что такое? Недоволен результатом?

Ханьбай проглотил комок злости:

— Доволен, вот только никак не соображу, чем тебя наградить.

Цзи Шенью не мог определить, правдивы эти слова или нет. Он встал, прибрал вещи, вполне очевидно тем самым намекнув гостю об уходе. Конечно, Дин Ханьбай понял, поэтому тоже поднялся с места и ушёл... вот только уже через пару минут вернулся с тазом горячей воды и висящим на руке полотенцем.

Они снова сели за стол, и Дин Ханьбай погрузил руки Цзи Шенью в воду. Из левого кармана старший вытащил небольшую бутылочку эфирного масла и молча добавил в таз несколько ароматных капель. Вода остыла — только тогда настой был готов. Ханьбай массировал руки Цзи Шенью, рассказывая:

— Я обыскал все универмаги вокруг, и только в одном есть такое бархатное полотенце. Теперь пользуйся им.

Вытерев ладони младшего, он достал из правого кармана коробочку и нанёс немного косметического крема на ещё чуть влажную кожу Цзи Шенью. Дин Ханьбай смотрел на их переплетённые руки, гладя пальцы Шенью от основания до самых кончиков:

— Каждый день делай так, и мозоли больше не появятся.

Цзи Шенью растерялся: из-за такой бережной заботы было трудно сердиться на этого человека. Вдруг его руку крепко стиснули, она вся уместилась в ладони Дин Ханьбая.

— Чжэньчжу, тебе нравится развлекаться с Тингеном? — Дин Ханьбай в конце концов не вытерпел и воспользовался идеальной возможностью начать бить тревогу.

— Это не такого рода симпатия, — отрезал Цзи Шенью.

Дин Ханьбай оживился:

— Тогда какого рода симпатия ко мне?

— Не так уж ты мне и нравишься, — не попался на уловку юноша.

Дин Ханьбай наклонил голову и пристально посмотрел на человека перед собой. Он внушал себе, что убийство и насилие — это преступления, да и всё можно обсудить. Поэтому, когда он заговорил, его голос излучал исключительно доброжелательность:

— Я слышал, Цзян Тинген пригласил тебя почитать книгу?

Цзи Шенью смутился:

— Я не согласился, не очень-то хочу её читать.

— К чему столько хлопот? У меня что, нет такой книги? — когда Цзи Шенью поднял взгляд, старший отпустил его руку и продолжил: — Сегодня ты устал, ложись спать. А завтра утром я покажу тебе книгу, она намного интереснее той, что у Цзян Тингена.

Он как ни в чём не бывало ушёл, чуть слышно мурлыкая себе под нос песню «Восемнадцать касаний»*.

* Песня «Восемнадцать касаний» или «Шиба Мо» — традиционная китайская народная песня. Кокетливая, похабная и эротическая по своей природе, она считается вульгарной и безвкусной, её много раз запрещали.

Во дворе было темно, лишь из кабинета светила лампа. Дин Ханьбай накинул одеяло и пристроился у окна, поставив на подоконник баночку с густыми чернилами. Он достал стопку белых листов и всю ночь рисовал. Рисунки были пошлыми, крайне безнравственными.

В древние времена был талантливый человек, который умел делать такие книги в полной темноте, а теперь есть он, Дин Ханьбай, который при свете лампы создаёт порнографические картинки.

На рассвете Цзи Шенью сквозь сон неясно услышал хлопанье комнатной двери: кто-то зашёл и вышел. Он не обратил на это внимания. Только утром, открыв глаза и сев, чтобы надеть шерстяной свитер, юноша увидел, что на столе лежит альбом в твёрдом переплёте...

Неужели это Дин Ханьбай принёс? Это та самая «книга с картинками»?!

Полунадетый свитер обхватывал тонкую шею и лежал на плечах. Шенью сбегал за альбомом, вернулся обратно под одеяло, лёг на живот и осторожно открыл обложку. На титульном листе красовалась надпись: «Тайная драма* весенней любви». Этот размашистый почерк был ему определённо знаком.

* Словосочетание «тайная драма» (秘戏) можно также перевести как «порнографические картинки».

Цзи Шенью перевернул страницу и остолбенел: на бумаге были изображены два тела, полностью одетые, высокий человек обнимал низкого сзади, их лица были совсем рядом, и эти двое что-то нежно шептали друг другу. Шенью не терпелось продолжить просмотр. Всё те же два человека постепенно сближали лица, расстёгивали пуговицы, затем снова потянулись друг к другу... пока не рухнули на постель полностью обнажёнными.

— Ах! — Шенью приглушённо вскрикнул: у нарисованных людей были короткие волосы, а у того, кого держали, была плоская грудь. Цзи Шенью до некоторой поры считал, что у того человека просто малоразвитые формы, но неожиданно кое-что заметил между его ног: вопреки ожиданиям, это оказался парень!

Цзи Шенью смутно чувствовал, что это неправильно, но не мог контролировать свои руки и непрерывно переворачивал страницы одну за другой. Его лицо горело, плечи, укрытые свитером, покраснели. Мужчина с мужчиной тоже могут... в этой позе и в такой!

Его познания о мире перевернулись с ног на голову. Ему было так стыдно, что, казалось, вот-вот кровь из носа пойдёт. Постепенно он досмотрел до конца: на последней картинке молодые парни с закрытыми в сладкой истоме глазами прижимались друг к другу губами, похоже, испытав настоящее наслаждение. Это был конец. Прочитав книгу, Шенью лежал ничком на кровати, его напряжённые ноги обмякли. На самой последней странице не было рисунка, зато красовалась величественная ярко-красная надпись — оттиск печати Дин Ханьбая!

Цзи Шенью был так пристыжен и рассержен, что хотел колотить по кровати и кричать от злости. Но когда он немного пошевелился, то обнаружил, что его тело отреагировало на увиденное.

После долгих терзаний он размяк, превратившись в лужицу пота, но портрет в его голове был очень чётким... Дин Ханьбай, это Дин Ханьбай. Под натиском внутреннего я, которое постоянно думало об этом человеке, броня внешнего притворства треснула и разлетелась на куски. Он в самом деле был смущён и чувствовал себя настоящим грешником... но при этом остро, до боли невыразимо счастливым.

Цзи Шенью прикрыл руками лицо — он осознал.

Эту страстную и всесокрушающую симпатию больше невозможно было скрывать.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: идёт перевод

http://tl.rulate.ru/book/48282/3298230