Готовый перевод Sui Yu Tou Zhu / Бусины из битого нефрита: Глава 55. Встреча после короткой разлуки слаще медового месяца

Дин Ханьбай долгое время стоял за стеной. Даже фонарь уже скрылся за горизонтом, а он по-прежнему стоял. Внезапно изнутри вылетел камешек — один из тех, которые лежали вокруг клумб.

Это Цзи Шенью дал ему знак, что он видел.

Ханьбай медленно направился прочь. Уходил он с тяжёлым сердцем, по пути взглянув на ворота дома и размышляя, как там родители. Вернувшись на улицу Чуншуй, он небрежно собрал немного вещей для поездки в Шанхай.

Рано утром он отправил заявку на торги и той же ночью собирался уехать, а добравшись — без отдыха участвовать в аукционе.

Чжан Сынянь, напевая, забивал гвозди, ремонтируя кровать, и вспоминал, как он в молодости в первый раз побывал в Шанхае. После возвращения он больше ничем не занимался и называл людей, которые ему не нравились, «чёртиками».

Дин Ханьбай действовал быстро: переодел ветровку и перед уходом положил две пачки банкнот.

— Прекратите долбить. Купите новую кровать, а оставшиеся деньги возьмите себе, — а затем попросил: — Если у Вас будет возможность, отдайте вторую стопку моему шиди.

— А что ты делал вечером? Разве вы не виделись? — спросил Чжан Сынянь.

Дин Ханьбай действительно хотел его увидеть. Перелезть через стену несложно, но он не отличался хорошим самообладанием и, увидя любимого, точно не смог бы уйти. Нужно ещё потерпеть, а когда он вернётся, то превратится в тонкую струйку дыма, проскользнёт домой и появится перед Цзи Шенью.

Он взял сумку и ушёл, воспользовавшись темнотой.

В поездах, отправляющихся рано утром, пассажиры засыпают, как только садятся в вагон.

Дин Ханьбай вышел в тамбур покурить и вспомнил закат по дороге в Чифэн. В тот раз был такой хороший момент: он обнимал Цзи Шенью сзади, его сердцебиение скрывалось под маской спокойствия. Тогда как теперь он мог видеть лишь свою собственную тень.

Пока Дин Ханьбай смотрел на тень, Цзи Шенью смотрел в небо, лёжа на подоконнике и надеясь, что далеко улетевший фонарь снова вернётся. Ночь была тёмной, а в комнате светло, и он также мог видеть лишь свою собственную тень.

За окном изо дня в день всё теплело, однако Дин Яншоу не становилось лучше. Информация, раскрытая Дин Эрхе, словно молотом ударила по этому принципиальному отцу. Поэтому он продолжал лечиться дома и передал все обязанности по трём лавкам «Резьба по нефриту» Дин Хокану.

За обеденным столом Дин Эрхе поспешил вставить:

— Дядя, первый магазин — самый важный. Если тебя какое-то время не будет, некому будет о нём позаботиться. Почему бы тебе не попросить моего папу сначала приглядеть за ним? — сказав это, он потянулся за последним кусочком «хвороста», но неожиданно тот же кусок схватили палочки с противоположной стороны.

Цзи Шенью поделил хворост на две части — одну Цзян Тингену, другую Дин Кейю — и произнёс:

— Учитель, Дин Кейю присматривает за мной, мы сидим в третьем магазине, и Тинген там же делает украшения. Если дядя пойдёт в первую лавку, а Дин Эрхе во вторую, то обе лавки будут работать на пределе возможностей.

— Если не случится непредвиденных проблем, то всё будет хорошо. Я знаю, что к чему, — ответил Дин Эрхе.

Цзи Шенью упомянул старую историю:

— Ранее второй магазин попросил учителя изготовить нефритовые кулоны и подвески. Это говорит о том, что Дин Эрхе и дядя слишком заняты. Как работа сможет идти без проблем, если в каждой лавке будет только по одному человеку?

Он напомнил об этом Дин Яншоу и продолжил:

— Учитель, я и Дин Кейю пойдём в первую лавку. Я уже закончил всю работу, которую делали Вы. Во всяком случае, всё должно быть последовательно. Дядя и Дин Эрхе пусть остаются во второй лавке. Украшения же делаются быстро, так что Тинген сам справится с третьей лавкой.

Цзи Шенью под столом пнул Цзян Тингена, и тот тут же ударил себя по груди и поручился за себя. У Дин Кейю также не было возражений. Дин Яншоу согласился и после еды вернулся в комнату полежать. Дин Эрхе не представилось возможности опротестовать это решение.

Они вместе вышли из дома. Дин Хокан с набитым животом шёл впереди, а четыре соученика следовали за ним. Они разошлись на перекрёстке, и Цзи Шенью повернулся к Дин Кейю. Идя с ним плечом к плечу, второй сказал:

— Дома ты чужой. В магазине — парнишка без доли. Не забывай.

Голос был тихим, но в этом спокойствии назревал гнев. Цзи Шенью прошептал в ответ:

— Раз у меня нет доли, никто не может обвинить меня в жадности, что бы я ни говорил и ни делал.

Когда у человека есть цель, у него также есть и слабость, а при наличии слабости он будет нерешителен. Цзи Шенью был открытым и честным и надеялся, что Дин Яншоу простит Дин Ханьбая, что лёд между отцом и сыном со временем растает. Находясь в лавке «Резьба по нефриту», юноша всё время думал об этом. Кто бы ни плёл интриги, он с ним справится.

Цзи Шенью и Дин Кейю шли в лавку. Улица Инчунь оправдывала своё название: по обе стороны дороги расцвёл жёлтый жасмин*. Прохожие выворачивали шеи, чтобы посмотреть на цветы, но он с полнейшим равнодушием отворил дверь и вошёл в магазин. Шенью был вежлив и тактичен по отношению к людям, делал своё дело, общался с посетителями и контролировал все аспекты работы магазина.

* Жёлтый жасмин на китайском будет «инчунь».

И каждую свободную минуту он думал о Дин Ханьбае. Появится ли Дин Ханьбай сегодня вечером за стеной? Только над этим вопросом он мог размышлять сто восемь тысяч раз.

— Цзи Чжэньчжу, отдохни немного, — вошедший Дин Кейю засучил рукава и повязал фартук. — Эти дни я только и делал, что следил за тобой, и ни разу не притронулся к станку. Я поработаю немного.

Цзи Шенью смекнул и приготовил чай, ещё протёр стеклорез, а затем словно случайно сказал:

— Цветы на улице такие красивые. Девушки даже останавливаются, чтобы посмотреть на них.

— Это же девушки, так что само собой, — небрежно бросил Дин Кейю.

— А у тебя есть девушка? Она красивая? — спросил Цзи Шенью.

Дин Кейю поддразнил его:

— Ты же не заинтересован в девушках, тебе всё равно, красивые они или нет, — сказав так, он беспомощно вздохнул: — Мы долгое время не виделись, наверное, злится на меня.

Каждый день ему приходилось следить. Тут не только до станка некогда было дотронуться, но и с девушкой не нашлось времени встретиться. После такого откровения Цзи Шенью в голову пришла идея. Ничего не сказав, он отправился в холл присматривать за прилавком. На дворе стоял май, через несколько дней уже настанет день рождения Дин Ханьбая, и ему обязательно нужно с ним увидеться.

Зашёл сотрудник и, увидев, что Шенью ничем не занят и радостно улыбается, тоже улыбнулся.

Цзи Шенью покраснел, принял грозный вид и произнёс наставительным тоном:

— Вы просмотрели бумаги, которые пришли сегодня утром? Уже май. Разобрались с расходными материалами за прошлый месяц?

— Вы разве не сами этим занимались сегодня утром?

Цзи Шенью был так занят, без конца работая, что, закончив с этим делом, быстро выкинул его из головы, потому и не помнил. Все мысли его были заняты Дин Ханьбаем. Он снова улыбнулся, используя эту улыбку, чтобы заниматься клиентами, и продажи пошли бойчее.

К сожалению, эта радость не продлилась до вечера. После закрытия, как только он вернулся домой, Цзян Тинген потянул его в комнату к Цзян Цайвэй. Вид у них был заговорщический.

— Сегодня Дин Эрхе приходил в третью лавку, спрашивал бухгалтерскую книгу, — сказал Цзян Тинген. — Я не интересуюсь счетами, но знаю, что прибыль растёт, о чём ему и сообщил.

— У него было какое-то дело? — спросил Цзи Шенью.

— Не знаю. Он просто сказал, что мы неплохо ведём дела, а ещё что второй лавке с нами не сравниться, и ничего другого не упомянул.

«Явился ни с того ни с сего. Определённо, у него есть план», — но вслух Цзи Шенью этого не сказал и попросил Цзян Тингена не обращать на это внимания. Подняв голову и встретившись взглядами с Цзян Цайвэй, он немного смущённо поджал губы. Цзян Цайвэй — старшая. Должно быть, ей очень грустно из-за него и Дин Ханьбая. Он почувствовал себя виноватым.

Но неожиданно девушка произнесла:

— Тинген, Ханьбая нет дома, и если Шенью понадобится какая-нибудь помощь, пожалуйста, сделай всё возможное.

Цзян Тинген ляпнул невпопад:

— Раз старшего брата нет, мне теперь слушаться невестку, да?

Цзи Шенью внезапно выпрямился, но, стоя перед лицом тётушки, не смог пошевелиться. Он обдумал всё ещё раз: если его товарищ так пошутил, не значит ли это... что он не против отношений между ним и Дин Ханьбаем?

В комнате внезапно начался переполох: Цзян Тинген бегал, пытаясь увернуться от ударов Цзян Цайвэй, и даже флакончик духов разбился. Шенью выскочил вслед за Тингеном из комнаты, чтобы где-нибудь спрятаться. Они оба на одном дыхании примчались обратно в маленький двор, остановились под аркой и, глядя друг на друга, тяжело дышали, словно братья по несчастью.

Цзи Шенью поинтересовался:

— Что ты об этом думаешь?

Цзян Тинген запинался:

— Я... я просто пошутил. Ты же не девушка, как ты можешь быть невесткой? — он чувствовал себя неуверенно, глаза бегали. Наконец парень не смог стерпеть: — Забудь о сказанном ранее, я был эгоистом... Я рад, что тебе со старшим братом хорошо!

— Правда?! — удивлённо произнёс Цзи Шенью. — Ты такой великодушный!

— В таком случае никто не будет соперничать со мной за сестрицу Минь.

Независимо от причины, так или иначе, у Цзи Шенью появился первый сторонник. Ему уже не терпелось вырезать дракона и феникса для Цзян Тингена и Шан Миньжу. Они долго болтали, и в конце концов Цзян Тинген спросил, нужно ли сообщить Дин Яншоу о том, что Дин Эрхе спрашивал о счетах.

Цзи Шенью ответил, что нет, ведь сейчас тот лишь интересовался, и всё. Если они расскажут об этом, то будут выглядеть мелочными. Он также попросил Цзян Тингена принести из третьего магазина цепочку с цветком и записать на его счёт.

На следующий день рано утром Цзи Шенью сидел на корточках около клумб и поливал цветы, когда послышался звук торопливых шагов: Дин Эрхе пришёл с несколькими парнями. В такую рань этот визит не мог заключаться в наведении чистоты и порядка. Прежде чем он успел поинтересоваться их целью, Дин Эрхе первым потребовал у него ключ от южной комнаты.

Конечно же, Шенью давать ключ отказался, но Дин Эрхе заранее попросил парней помочь, так как получил одобрение от Дин Яншоу и собирался перетащить материалы из мастерской.

— Куда перетащить? Все те материалы купил шигэ, они не общие, — Шенью не желал сдаваться.

Дин Эрхе вежливо объяснил:

— Они действительно собственность Ханьбая, но он ушёл, не взяв их с собой. Я спросил у дяди, вернётся он всё же или нет. Так вот, дядя не позволит ему вернуться. В таком случае эти материалы не могут всю жизнь просто лежать. Оставим немного, а остальное перенесём в лавку «Резьба по нефриту».

Цзи Шенью замер, лихорадочно пытаясь придумать, как оттянуть это. Собеседник говорил резонно и по делу, а ещё у него имелся приказ, поэтому было невозможно ослушаться. Передав ключ, Шенью беспомощно стоял во дворе и смотрел, как парни переворачивают комнату верх дном. Всё это любимые и дорогие вещи Дин Ханьбая.

Конфискация прошла так быстро, что он даже не успел ничего взять себе.

Дин Эрхе подошёл и мило улыбнулся:

— Ханьбай — смелый человек. Отказался от семейного имущества, всё бросил и начал жить самостоятельно, по-видимому, ему совсем не жаль. На самом деле я считаю, что тебе следует уйти. А то спутался с родным сыном этой семьи и теперь ещё каждый день ешь и спишь здесь. Совестно это.

Цзи Шенью отвернулся и стал поливать цветы, не издав ни единого звука. Он сможет выдержать эти оскорбления.

Однако собеседник, не закончив, добавил:

— Родной сын ушёл, а посторонний остался. То, что я сказал, это прямо-таки самая нелепая вещь в мире. Но ты продолжаешь жить со спокойной душой. Это только ты такой или все жители Янчжоу тоже? Твоему отцу вначале тоже небось было интересно: взял ребёнка, приютил сиротинушку, который, оказывается, специализируется на разрушении счастливых семей. Хотя да, ты же внебрачный ребёнок, твои извращённые интересы, должно быть, передались от материнской утробы.

Цзи Шенью повернул голову:

— Что? Провоцируешь меня? — он опустил алюминиевую лейку. — Я разрушил ваши семейные устои и опозорил вас, членов семьи Дин, да? Как я могу спокойно оставаться здесь? Мне следует прыгнуть с обрыва и покончить со всем, да? Но с какой стати? Я не нарушил закон и по сей день остаюсь наставником лавки «Резьба по нефриту», а ты? Глава государства не критиковал меня и не боролся со мной. Полиция не завела на меня дело. Местные стражи закона не искали меня, чтобы допросить, и даже женщина из комитета соседей не показывала на меня пальцем. А вот кто ты? Кто такой Дин Эрхе?!

Он сделал шаг вперёд:

— Я внебрачный сын и не сравнюсь с тобой. Твоя мама была невинна, ты из хорошей семьи, у тебя есть потрясающий дядя и лишь немногим уступающий ему отец. Но вот что действительно странно: почему же твоё мастерство всё ещё не превзошло моё, никчёмного внебрачного сына? Это ты с рождения глупый или я умнее? Слышал, ты учился на механика. Сколько раз занимал первое место на экзаменах? А сколько грамот получил? Думаю, ты и в этом был посредственен. Почему бы мне не подсказать тебе выход? Как можно скорее смени деятельность, раз ты не смог сделать себе имя в резьбе. Ремонтируй часы, вскрывай замки, паяй молнии и просто признай, что твоя жизнь заурядная!

Мастерство Дин Эрхе действительно хуже, чем у других, ему не добиться успеха, говоря гадости, это просто несерьёзно! Дин Эрхе покраснел до кончиков ушей. «Ты... ты... ты...» — бормотал он и долгое время не мог выдавить из себя даже полуслова. Когда парни закончили перетаскивать вещи, он бросил лишь: «Мерзость!» — и ушёл.

У Цзи Шенью саднило горло, его шаги были нетвёрдыми. Он поднялся по ступенькам к северной комнате и тихо опустился на пол, глупо глядя на двор. Обычно зелёный, бамбук счастья снова желтел, а увядшие когда-то розы снова расцвели. Его собственная жизнь в очередной раз перевернулась, но он пережил это и надеялся на светлое будущее.

Сожалеет ли? Он каждый день размышлял над этим.

Но его сердце уже давно занял и до краёв заполнил собой Дин Ханьбай. Этого человека он полюбил так, что его всегда было мало. Ничего не изменить, ничего не вернуть. Пусть его ругали как негодяя, пусть даже искренне защищали тем интересы семьи, он всё равно ни о чём не сожалел.

Переведя дух, Шенью закрыл двери и окна и отправился в лавку «Резьба по нефриту». Неожиданно в холле ему встретился старик в солнцезащитных очках — это оказался Чжан Сынянь.

Их разделял прилавок. Голос Цзи Шенью был очень тихим, когда он, сдерживая беспокойство, спросил:

— Учитель Чжан, как мой шигэ?

— Вполне способен есть и может спать, да так, что кровать развалилась, — Чжан Сынянь опустил голову под пристальными взглядами сотрудников и Дин Кейю. — Дай посмотреть эту курильницу, она вырезана из бамбука?

Цзи Шенью достал изделие, чтобы продемонстрировать. На нём имелась надпись: «Гу Цзюэ»* — и был вырезан нефритовый пруд, в котором обитает богиня Сиванму. Чжан Сынянь положил на прилавок связку ключей, которую до этого держал в руках, взял курильницу и некоторое время рассматривал её, чувствуя, что эффект состаривания выполнен плохо.

* Известный китайский резчик.

Старик одно за другим посмотрел три или четыре изделия. Он всё время был придирчив и недоволен, поэтому Цзи Шенью терпеливо показывал и заискивающе улыбался. Чжан Сынянь был похож на трудного клиента, после всех приложенных Шенью усилий он в конце концов ушёл, так ничего и не купив.

Когда он вышел, то громко крикнул за дверью:

— Молодой мастер, я ключи оставил!

Цзи Шенью схватил ключи и вышел, чтобы их отдать. Когда он уже стоял в дверях и протягивал связку, ему внезапно сунули в руки несколько конвертов. Чжан Сынянь прошептал:

— Ханьбай передал тебе деньги на карманные расходы. Он уехал в Шанхай, пятого числа вернётся.

Пятого? А это разве не день рождения Дин Ханьбая? Цзи Шенью взял конверты и ответил:

— Спасибо Вам, что пришли. Я найду способ, чтобы увидеться с ним.

Чжан Сынянь хотел сказать: «Вам двоим следует просто расстаться. Что вы пытаетесь сделать? Нужно оно вам?» Они не смогут пожениться, а тем более завести ребёнка. Подумав об этом, он понял, что у самого есть сын, который и на сына-то непохож, так что лучше оставить этот вопрос.

Дин Ханьбай несколько дней носился по Шанхаю: участвовал в аукционе, бегал по антикварным рынкам, встречался с сокурсниками, с которыми учился за границей. Но сейчас у реки Хуанпу он в одиночестве наслаждался ветром и делал набросок перед отъездом.

Как дела дома? Должно быть, стало намного спокойнее, чем когда он ежедневно создавал всем неприятности.

Как дела у родителей? Скучают по нему? Когда думают о нём, они больше злятся или грустят?

Как обстановка в лавках «Резьба по нефриту»? Проданы ли уже изделия, которые он вырезал ранее, и снизятся ли объёмы продаж в будущем?

И в конце концов он подумал, как там Цзи Шенью. Он мог думать о Цзи Шенью лишь в самую последнюю очередь, потому что эти мысли всегда накатывали потоком и он просто не смог бы остановиться. Если бы подумал о нём первом, то до всех прочих вопросов дело бы уже не дошло.

Как бурлила река у его ног, так и Дин Ханьбай с бурлящими мыслями отправился в обратный путь. Он привалился к чемодану, чтобы вздремнуть, и проснулся лишь к прибытию поезда. Вернётся домой он пятого мая, в свой день рождения.

В тот год в родильной палате было шесть новорождённых, он родился четвёртым, кричал громче всех и был самым крупным. В каждый его день рождения Цзян Шулиу болтала об этом, а в этом году... Хватит!

Ночной гудок поезда огласил родные места.

Он сел в стоявшую в ожидании работы велорикшу, брякнул было остановку «Императорское озеро», но когда произнёс название, вспомнил о своей несчастной судьбе и изменил адрес на улицу Чуншуй. Добравшись до этой разрушенной улицы, он распахнул разрушенную дверь, вошёл в разрушенный дом и... о, сломанная кровать уже была отремонтирована.

Дин Ханьбай лёг на подушку и сразу уснул, лишь успел засунуть под подушку маленькую коробочку.

Атмосфере в этот день суждено было быть необычной, даже рыбки в пруду сдержанно виляли хвостами. Завтрак получился скудным, и когда закончилось соевое молоко в мисках, каждый подливал себе воды, чтобы насытиться. Никто не мог злиться, не говоря уже о том, чтобы сказать что-то вслух. Поэтому день рождения одного небезызвестного человека проходил ещё более уныло, чем поминки.

Цзи Шенью потащил Дин Кейю в маленький двор и продемонстрировал цепочку с цветком: драгоценный камень был светлым и пользовался наибольшим спросом.

— Дин Кейю, за то время, что ты присматривал за мной, должно быть, я доставил тебе много хлопот. У тебя даже не было времени встретиться со своей девушкой. Как насчёт того, чтобы подарить это невесте моего товарища? — он был очень разговорчив. — Если размер не подойдёт, я поменяю, но нужно обязательно примерить.

Дин Кейю уже давно тосковал по любимой, но если он уйдёт, кто будет присматривать за Цзи Шенью?

Цзян Тинген схватил его и заскакал, пытаясь отобрать цепочку с несчастным выражением лица, говоря, что её заказал покупатель. Цзи Шенью остановил его:

— Я уже отдал её Дин Кейю. Сделаешь ещё одну.

— Тогда ты сам сегодня сделаешь, а я буду наблюдать за тобой. Если не сдашь работу, даже кусочка еды не получишь, — ответил Цзян Тинген.

Это успокоило Дин Кейю, он запаковал цепочку и спокойно пошёл на свидание. Разыграв спектакль, Цзян Тинген из надсмотрщика превратился в охранника, чтобы прикрыть Цзи Шенью и помочь ему выскользнуть из ворот. Как только Цзи Шенью освободился, то обрадовался и стрелой помчался на улицу Чуншуй.

В этот момент Дин Ханьбай как раз проснулся, умылся и расставлял во дворе привезённые сокровища. Они так блестели и переливались, что какое-то время ему не хотелось искать покупателей. Полюбовавшись, он переоделся и вышел, а перед уходом взял маленькую коробочку, которая лежала под подушкой.

Он хотел увидеть Цзи Шенью, даже если придётся пройти сквозь стену или прорыть туннель под землёй. Он оттолкнул ногой сломанную дверь и вышёл в этот бесконечный переулок.

Подняв глаза, — о небеса, о предки! — в переулке он мельком заметил силуэт человека. Очертания фигуры были очень знакомые, но гораздо худее. Потрясённый, Дин Ханьбай застыл на месте. Его непринуждённый вид давно испарился, и даже глаза не моргая смотрели вперёд.

Цзи Шенью от быстрого бега покрылся потом. Подняв голову, он резко остановился, остолбенев.

Дин Ханьбай поторопил его:

— Чего замер?! Иди сюда!

Цзи Шенью очень хотелось расплакаться, но он глупо улыбнулся и со всех ног помчался к Дин Ханьбаю. Старший стиснул его в объятьях, да так, что оторвал от земли, качаясь и сжимая. Он дохнул младшему на ухо, отчего на одной стороне плеча стало тепло.

И внезапно... Дин Ханьбай заплакал.

— Давно не виделись, — прохрипел Дин Ханьбай. — За это время мне исполнился двадцать один год.

— И я тоже из семнадцатилетнего стал восемнадцатилетним*, — тихо сказал Цзи Шенью.

* Здесь Шенью говорит свой китайский возраст. По привычной системе ему стало семнадцать.

Дин Ханьбай сожалел, что этот день рождения они провели порознь, но такое досадное упущение он обязательно восполнит. Держа в объятьях Цзи Шенью, он вернулся в дом и пинком снова открыл сломанную дверь. Чжан Сынянь вздрогнул и отвёл взгляд, боясь, что его здоровый правый глаз получит раздражение. Цзи Шенью не осмеливался поднять голову и тем более спуститься на пол. Он лишь сверлил взглядом выемку меж ключиц Дин Ханьбая и изображал перепёлку.

Дин Ханьбай же был довольный, счастливый и явно поглупевший.

Войдя в дом, он громко и звонко крикнул: «Встреча после короткой разлуки слаще медового месяца!»

Чжан Сынянь хотел что-то сказать, но ему стало так стыдно, что он промолчал. А затем надел пальто и убежал. Парк или улица — пусть даже ему захочется есть, но он должен оставаться снаружи. Что за негодный ученик, средь бела дня целуется в доме учителя! А жена этого ученика, как он уже давно понял, была той самой маленькой лисой, которую вырастил Шестипалый!

В доме была комната с антиквариатом. Цзи Шенью рассматривал каждую редкость, но не успел он всё изучить, как его отнесли на кровать и одарили множеством поцелуев.

— Раны зажили? — шёпотом спросил он. Дин Ханьбай взял его руки, снял одежду и попросил внимательно проверить.

Мышцы были гладкими, шрамов не осталось. И обладатель этого стройного, крепкого тела сейчас обнимал Цзи Шенью. Юноша не мог унять дрожь. Повсюду находился антиквариат, и Шенью мельком заметил на стене слова: «Ещё день».

— Я помню о тебе, даже если не вижу, — сказал Дин Ханьбай.

Надписей было очень много, и Шенью спросил:

— Пока проходил один день, для тебя здесь проходил год?

— Ты прав, я, блядь, жил один день как год.

Светильник качался. Цзи Шенью заметил это, а затем понял, что раскачивали его самого. Кровать шаталась, ритмично скрипя, и эти звуки почти заглушили его голос. Негодник, который обнимал его, проявил недовольство: входя и дразня, попросил его быть громче.

В этот момент все написанные слова в его поле зрения размылись. Неизвестно, есть ли у стен уши, но если так, то они определённо горели. Не успели они дойти до кульминации, как послышался сильный шум.

Обрушилось небо, и раскололась земля.

Встреча после короткой разлуки слаще медового месяца, поэтому они пожертвовали только что отремонтированной кроватью.

Продолжение следует...

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: идёт перевод

http://tl.rulate.ru/book/48282/3645318