Готовый перевод Сдохнет Масяня на улице. Э-э-х! История одной Попаданки / Сдохнет Масяня на улице. Э-э-х! История одной Попаданки: 9. Манифест Анастасии Звягинцевой!

Свиньи они все – не её это мир, - подумала Настя. - Убьет её богиня, значит, Звягинцева и есть эта самая «бабочка Брэдбери» – не нужна она миру.

И Настя начала свой манифест:

– Я мало знаю. Не успела много узнать. Но как знаю, так и скажу. Там внизу всё тайна, – она указала пальцем вниз, в область себе между ног. – Я видела, как там всё делается. Порнушка это не интересно. Но я не видела, чтобы там камеру на член прилепили, не знаю, как там внутри чего происходит. Может уже и прилепили, и сняли такое – я не видела. Но!

Я точно знаю. У мужчины семя. Он там его кончает. А у женщины яйцеклетка. Прикольно. Яйцо в клетке. И эти сперматозоиды попадаются в клетку точно! А вот с яйцом не понятно, потому что там не яйцо, а непонятно что, просто так называется «яйцеклетка».

Короче – женщина ждет ребенка. И вот здесь всё и началось.

Враки всё это! Женщины жили как все. Все они жили в пещерах и на всё им плевать было сначала – плевать им было, кто с кем трахается.

А потом женщины заметили, что больные дети рождаются, если близкие родственники сексом занимаются. Они не сразу заметили, но им видней больше, чем мужикам. Они же женщины! Семя ведь внутри притаилось, только у женщины эта тайна.

И тогда женщины перестали давать всем подряд! И мужики тоже тогда затаили! Ага, как же, выдумали всякую глупость и секоса стали лишать.

А потом финики выдумали алфавит, и началась письменность. И вот тогда мужики окончательно сбрендили и заявили: «Мы и сами можем всё контролировать. Сами не дураки и заметили, что сестрам не надо с братьями спать – дети больные будут. Мы сами станем браками заведовать, всё по спискам, всё запишем, всем документы выдадим, и нечего на память вашу женскую полагаться».

Болваны. Это нечестно и глупо.

Понятно, что верить никому нельзя. Но ведь жене можно. Она же не предаст, дети ведь общие. И плевать, что мужики сильней. Это не важно – они не честные.

Сами запретили женщинам воевать, а потом сказали: «Раз вы не защищаете полис – вы без политики проживёте». Лишили женщин права голосовать, и всё такое важное решать. А потом и вовсе по теремам заперли.

Куклуксклановцы тупые. Это когда три буквы «К» рулят: кухня, дети, церковь – готовь еду, рожай, молись – а большего женщине нельзя. Это дикость.

Это не правильно. Просто науки нет пока нормальной, а уже носы задирают всякие гомосексуалисты.

Я не против этих чудиков странных, хочет Македонский со своими друзьями трахаться – пусть а попу трахается, может даже с козами трахаться, у всех свои недостатки.

Но нельзя так женщин гнобить. Я не сильней его, но я не слабая. Пусть хоть всей армией своей приплывает на Кипр – я всю его фалангу эту бомбочками закидаю и сожгу нахрен. Куда только бежать будут! Корабли жечь нельзя – пусть садятся и уплывают в свою Македонию и Коринф свой любимый.

Я и без бензина могу из сучков всяких сосновых греческий огонь слабенький сообразить.

Повторяю. Мне этот гомосексуализм не важен.

Я имею право любить своего мужчину. И хочу, чтобы он не стеснялся любить меня. А гомики до добра не доведут. Нельзя женщин лишать права любить и быть любимой. Мы страшные в гневе. Тьфу, всё это не о том. Короче.

Мне плевать на эти глупые матриархат и патриархат.

Оба пусть в жопу идут. Я за «триархат»! Без разделения на мам и пап, на мужчин и женщин. Точно.

Я за тройственный союз: мать, отец и дети. Три архи, а арха это солидно – это как археология, наука о древнем, об изначальном. Когда-то всем было хорошо, не парились, не думали ни о чем – просто жили.

Сейчас так нельзя, но меня не получится в теремок засунуть. Нехорошее может получиться с твоими греками, они классные, они хитрые и могучие, они против всех этих древних египтян и вавилонян выжили, у всех подглядели умное, и всех потом нагнули.

Только не вышло ничего хорошего. Я из того мира попала, там всякого говна полным-полно.

И хватит на этом. Не знаю я, сколько тебе можно рассказывать. Это уже не про мужчин, это на самом деле человеческие науки – история и политология, и социология, и много там всяких логик потом напридумывали.

Тебе это не понять – ты богиня».

И Настя посмотрела на Геру, которая слушала её с ничего не выражающим выражением лица, словно чудесная маска застыла на лице богини.

Настя с восхищением подумала: «Она потрясная тетка, точно богиня. А я никакая не богиня. Я героиня в лучшем случае, мне так никогда не научиться морду кирпичом изображать».

Но ей было хорошо теперь, выговорилась, всё рассказала, всё, о чем думала и пыталась сообразить хоть что-нибудь в этом неприятном конфликте. Она улыбнулась богине:

– И что теперь? Молнией меня ударите? С Олимпа своего? Против электричества я не выживу, наверняка.

– Мы давно не вмешиваемся в жизнь людей, – фыркнула насмешкой Гера.

– Это хорошо, – призналась Настя. Страшно ей было, страшно так, что она даже сама не понимала насколько ей страшно.

И вдруг лицо Геры осветилось прежней заботливой и мудрой улыбкой покровительницы материнства:

– Не позволяй людям делать из тебя богиню. Тогда тебя достанут.

Настя цепко ухватила эти слова, прямо почувствовала, что такие слова навсегда вписались в основы основ, это не память, это превыше памяти.

Но её неугомонное любопытство уже стремилось себя проявить, она на самом деле была еще глупой во многом, и ей не терпелось сразу узнать чего интересного и нового:

– А вот такой вопрос. Рим! Они ведь вас заново переформатировали, то есть, переосмыслили и приняли, и жертвами стали почитать. Я Рим приторможу, вы уж там не сердитесь.

– А за что сердится, – удивилась вопросу Гера. И опять построжела лицом. –  Ты сама то как? Неужели безбожницей жить надумала? Ты ведь особенная. Либо ты дашь людям веру, либо они поверят в тебя.

– Точно-точно, они такие, всем надо этого опиума для народа. Но я не дура какая! Я соображаю, «опиум» это просто инструмент врача, он анестезия. Вау! Я – анестезия! Я же Анастасия. Черт меня побери, а как это? Я что – опиум?

– Ты идиотка, – успокоила её Гера. И рассмеялась. – Потому что странная. Из чужих стран. Остановись, дитя. Ты слышишь меня? Ты и есть основа покоя. Ты способна остановиться  не просто в мертвом, застывшем покое, но в живом спокойствии – «стазисе». И тогда ты мир увидишь истинным. Не правильным, но истинным.

– Да! Я это того, понимаю тебя, правда-правда, я уже немного это чувствую. Там у себя в мозгах, – Насти подняла руку и пальцами пошевелила около уха. – Я всё помню! Спасибо, что ты ко мне пришла и вот так всё у нас здорово. Я не против ваших. Там же дети твои и Зевса тоже. Там у вас много всяких разных. Я знаю – я не буду лезть. Я не против, мне общество приятней, чем одиночество. Как представлю себе этого единого и неповторимого одиночку, и грустно становится, и пожалеть его хочется.

И Настя замолкала и стала соображать, а вот рассказывать ли греческой богине про дела божественные, про Иисуса Христа, который вроде как бы и не был против всех этих эллинов и иудеев, но потом очень строго стали гайки закручивать его Церкви и священники. Но богине было угодно успокоить Звягинцеву и насчет Рима, и насчет всего прочего:

– Покормишь ты нас, покормишь. И нас. И не только.

После этих слов всё в голове девушки закружилось и ей стало спокойно и приятно, да так, что она ухитрилась заснуть во сне!

Проснувшись, первым делом Настя поводила глазами из стороны в сторону и прошептала: «Вот приснится же такое. И поспать спокойно нельзя уже. Надо крепче спать! На-а-до крепче спать!»

http://tl.rulate.ru/book/98296/3325650